Все оттенки падали

– Я твой должник. – Старостин задержался на выходе, кривясь набок и закусывая от боли губу. – Если б не ты…

– Да-да, вы бы сдохли, а может, и к лучшему. Все, дуй отсюда, мне такие полудурки в должниках не нужны. Иди-и! Говорю, на хер пошли и живей!

Две понурившиеся фигуры вывалились на улицу.

– Эй, графенок, – окликнул Бучила. – Впредь за родственничками приглядывай. И запомни: если будешь дальше забавляться охотой на нечисть, рано или поздно снова превратишься из охотника в дичь, и меня рядом не будет.

Ответа дожидаться не стал. Если умный – поймет, если нет – горбатого могила исправит, знать, написано на роду. Снегурочка застыла перед мертвыми стариками, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Рух не мешал. Взял свечу и бросил в кучу лежалого сена. Огонь занялся несмело, словно не веря в собственное счастье и осторожно пожирая сухие травинки одну за другой. Пламя фыркнуло и разрослось, облизывая бревна стены. Снегурка не двигалась, скорбная, возвышенная и невесомая. Рух хотел еще раз увидеть красивейшее на свете лицо, хотел услышать голос, похожий на звон ледяных колокольчиков, но Анна не обернулась и ничего не сказала. Анна застыла. Несчастная, загубленная душа, обреченная людьми на вечные муки. Чудовище, поневоле обретшее память и ужаснувшееся себя.

Бучила пошел к выходу, и тут за сапог уцепились.

– П-помоги, спаси, Христом Богом прошу…

На полу корчился и стонал Карл Альбертович, лишившийся ног. Загустевшая на морозе, вязкая кровь лилась из культей, оставляя багровые полосы.

– Я бы с радостью, да спешу, извини. – Бучила вырвал сапог.

– Уб-бей, убей, – взмолился Веденеев, с ужасом косясь на разраставшийся жаркий огонь.

– Да ты что, мил человек, ополоумел? – возмутился Бучила. – Я в жизни мухи пальцем не тронул. Выдумал тоже, живого человека убить. Не, брат, то бес через тебя меня, праведника известного, толкает на грех. Давай выздоравливай.

Рух, брезгливо сплюнув, покинул пылающий дом. Из щелей и окошек скотного двора рванулось гудящее пламя, оранжевые всполохи расцветили скованные морозом, остекленевшие небеса. Анна не вышла. Могла спастись, и Рух не смог бы ей помешать. Да и не стал бы, чего уж таить. Но Ледяная дева осталась с бабкой Матреной и дедом Кузьмой. Тонкая нить, связавшая их, оказалась крепче любых проклятий и самого черного колдовства. Крыша обрушилась, взметнув в темноту вихрь колючих огненных искр.

Той ночью в Нелюдово прибавилось пепелищ и горелых костей. И рассвет был кроваво-алый. Слухи ходили разные, но никто ничего не узнал. До новолетия оставалось два коротеньких дня. И люди, как у них водится, жили надеждой. Ведь новый год всегда лучше старого. Или не лучше, тут уж как повезет. Но если не верить в чудо, на кой черт вообще тогда жить?

Придет серенький волчок…

На море, на Окияне, на острове Буяне, на полой поляне светит месяц на осинов пень, в черен лес, в гнилой дол. Около пня ходит волк мохнатый, на зубах у него весь скот рогатый; а в лес волк не заходит, а в дол волк не забродит. Месяц, месяц – волчье солнышко! Расплавь пули, притупи ножи, измочаль дубины, напусти страх на зверя, человека и гада, чтобы они серого волка не брали, шкуры теплой с него не драли.

Русский заговор оборотня

Примороженное хрустальной корочкой зимнее солнышко превратило лес в сказочные палаты невиданной красоты. Серебреные инеем хмурые елки горделиво осанились, нарядившись, словно девки на посиделки. Суровыми стражами торчали обломанные летней бурей кривые стволы. Шуба мха, затянувшая буреломы, переливалась россыпью студеного жемчуга. В густом рябиннике, на краю Хорицкого болота, дралась и кормилась стая озорных свиристелей, оглашая округу суматошными трелями. Наташка Клюева зажмурилась, на миг представив себя княжной али маркизой какой, непременно в корсете и с бледным лицом. Идет она такая вся из себя по королевскому дворцу, а ей поклоны все бьют и глазов не смеют поднять. И платье по полу шуршит ширк-ширк, и каблучки, как копытца, стучат тук-тук. А впереди ждет взаправдашний принц, и конь у него непременно белый-пребелый, только принц скакуна с собою не взял, ведь негоже во дворец-то с конем. Смотрит принц на Наташку с любовию и говорит…

– Я иду искать! – крик подружки Матренки вырвал Наташку из сладкой мечты, вытащил из дворца, бросил обратно в подмороженный лес. Была княжна, а стала обратно Наташка Клюева, десяти неполных годков из села Нелюдово, что стоит на Мсте-реке и никаких не знает горев. Эх, интересно, чего принц там сказал… Охохонюшки, ох.