— Да о чём ты говоришь? — спросила она и поправила на стене фотографию в рамке, которая висела бы там ровно ещё сто лет. Моя мать была всегда непробиваемой.
— О тебе! — ответила я. — О том, что ты ведёшь себя, будто мы — партнёры, которые договорились пережить вместе трудные времена. Будто я не твоя дочь, а какое-то... обязательство.
— Элис, да что на тебя нашло?
— Я люблю мужчину! Обычно у
Моя мать стояла, почти не дыша.
— Твоё целомудрие...
— Распрощалась с ним много лет назад. Я давно не строю из себя невинную девушку. И твой вибратор я нашла, когда мне было ещё шестнадцать, — выпалила я и выгнула бровь: — И действительно, чего это все батарейки разряжались так быстро?
Моя мать от удивления открыла рот. Я посмотрела на неё и поняла, что в злости выплеснула долго сдерживаемое чувство разочарования из-за отношений, которых у нас не было.
— Ты женщина, которую бросил муж. С женщинами такое случается чуть ли не каждый день. Вот скажи мне, почему ты решила податься в монашки и испортить мне жизнь?
Моя мать, положив руку на сердце, отступила на шаг и задрожала всем телом. На какую-то секунду я поняла, что зашла слишком далеко, но уже ничего не могла с собой поделать.
— Я решила посвятить свою жизнь Богу и жить настолько безгрешно, насколько это возможно. Кстати, каждый день.
— Убрав из своей
— Элис!
— Уже двадцать пять лет, но всё же позволь представиться. Я никогда не была чопорной, правильной и нормальной девочкой, в которую ты так отчаянно хотела меня превратить. Начальная школа реально высосала из меня все соки, как и из большинства девочек-ботаников, а старшая школа напоминала кошмар. Мне было наплевать на мнение окружающих, но я менялась
Заставив себя откинуть оставшийся страх, я выдала ей правду:
— Той девочки не существует. Я — шумная и упрямая до отвращения. Я не упускаю ни единого шанса и живу так, будто завтра никогда не наступит. Я пью пиво и иногда, — я распахнула глаза, — позволяю себе лишнего. Я хожу на пляж и смотрю бейсбол. Я часто смеюсь, шучу и улыбаюсь.
Побросав в чемодан свои вещи, я посмотрела на мать и хитро улыбнулась:
— И каждый раз при возможности я восхваляла пенис Рейфа Хембри!
— ЭЛИС БОЙД!
— Я живу! — выкрикнула я, резко захлопнув свой чемодан. — И это прекрасно. Ты прячешься за своими манерами, но некоторых из своих друзей ты терпеть не можешь. Иногда это заметно. А знаешь, почему? Потому что они скучны до безобразия!
— Возможно,
— Нет! Ты воспитывала меня в святой вере, что веселье — это грех. А я говорю, что это полная фигня!
Воздух начал сгущаться от напряжения. Мать внимательно на меня посмотрела. Я пожала плечами и тоже уставилась на неё. Когда молчание затянулось, я решила уйти со сцены. Мне захотелось вернуться в Чарльстон, обратно к своим фильмам и страданиям. По крайней мере, жизнь там мне показалась однажды вполне перспективной.
— Погоди, — сказала моя мать еле слышно, когда я пошла мимо неё к выходу.
Не обращая внимания, я направилась к лестнице. Я была уверена, что всё кончено.
— Элис, погоди!
Я уже стояла в холле и закидывала на плечо ремень сумки.
— Ты права.
Эти два слова остановили меня.
— Что?
Я подняла голову и увидела стоявшую у подножья лестницы мать.
— Ты права. Я была слишком строгой. Уже какое-то время я чувствую себя виноватой и понимаю, почему ты редко приезжаешь домой. Элис, мне жаль.
— Что-то мало верится! — фыркнула я и посмотрела на неё с упреком.
— Ты — всё, что у меня есть.
— Это не моя вина. Мама, оглянись! Вокруг тебя целый мир. Наслаждайся им.
— Слишком поздно, — ответила она, делая шаг вперёд и касаясь моего чемодана. — Но я рада, что ты нашла своё веселье.
— Я хочу веселиться вместе
— Ты полна жизни, как и твой отец.
Услышав эти слова, я застыла.
— Я не хочу ничего о нём знать. Я хочу узнать тебя. Меня не заботило его отсутствие, а вот
По её щеке скатилась слеза, потом ещё одна, но я продолжила: