Все правые руки

— Пан президент! — округлив глаза не то от испуга, не то просто от неожиданности, потому что с такой ситуацией он еще никогда не сталкивался, пришепетывая и почему-то озираясь, воскликнул полушепотом, с натугой подбирая украинские слова. — Вам дзвонять з Москви. Хочуть про щось поговорити[32].

— Как з Москвы?! Защо[33]?! — опешил президент, резко затормозив свое движение по направлению к поросенку.

— Не знам нищо за това[34], растерянно пожал плечами тот.

— Кой се обади[35]? — спросил Зилинский, оглядываясь в поисках поддержки подходящего к ним руководителя Офиса.

— Руски диктатор Афанасиев[36], — все также полушепотом поведал секретарь.

Тут подошел Ермаченко и сразу вникнув в обстановку решительно вмешался, дабы слабохарактерный и «недалекий» разумом президент не наделал очередных глупостей. Он уже был посвящен в общие детали предстоящей операции, поэтому прекрасно понимал, чем может обернуться нежданный звонок из вражеской столицы, до сих пор нечасто баловавшей своего бывшего сателлита звонками подобного уровня. Дела обстояли серьезные, и Ермаченко был первым, кто прекратил клоунаду с «украинской мовой», заговорив на чистом и незамутненном языке предков:

— Ступай в операторскую, — обратился он к секретарю, — и скажи связисту, чтобы на том конце обождали.

Не дожидаясь реакции «законно избранного», секретарь мигом слинял в указанном направлении, что явно свидетельствовало о том, кто в доме настоящий хозяин. Зеленский вздумал было ерепениться, «как же, ведь русский диктатор свой первый зарубежный звонок посвятил именно ему, а значит, Украина в глазах новых российских властей значит очень много, и там считают отношения с его страной приоритетными», но наткнувшись на холодный и беспощадный взгляд своего ближайшего соратника, сразу стих и съежился.

— Господин президент, вам не следует отвечать на этот звонок, — твердо заявил он, уже обращаясь непосредственно к своему боссу, не моргая и глядя тому в глаза. Он давно знал слабость Зеленского — не выдерживать и отводить глаза от прямого взгляда собеседника. Не выдержал он и в этот раз, хоть и выразил свое крайнее неудовольствие, пробурчав:

— Но ты, Андрей, должен мне будешь объяснить свой поступок.

Тот молча покачал головой, в знак отрицания, но все же снизошел до ответа:

— Лучше пусть это сделает Сергей Петрович, — и взглядом указал в сторону телефонного аппарата, стоящего на столе президента.

— Ты имеешь в виду Корнейчука? — уточнил Зилинский.

— Да. Срочно свяжитесь с ним.

— Хорошо, — с покорной обреченностью согласился президент. Корнейчука — явного ставленника националистического лобби и тайного протеже Госдепа Соединенных Штатов, президент отчаянно, до горловых спазмов боялся, чувствуя, что тому ничего не стоит организовать на него покушение, или просто сместить с такой неожиданной и такой привлекательной должности. Как и все мелкие негодяи, Владимир Александрович, был трусоват и податлив чужому влиянию, а потому, горестно вздохнув, безропотно подчинился указанию Ермаченко. Шаркающей походкой он подошел к своему столу и подняв трубку хриплым басом, никак не вяжущимся с хилым телосложением своего хозяина, произнес:

— Здесь Президент. Соедините с Начальником Генштаба.

Ждать практически не пришлось. Видимо Корнейчук находился на своем рабочем месте, поэтому сам взял трубку:

— Слухаю вас[37].

В дверном проеме застыл, вернувшийся за дальнейшими инструкциями секретарь. Искусство лицедейства не продашь и не пропьешь. Только что басивший, президент сладким тенорком, как бандерлоги перед удавом проблеял, причем по-русски:

— Сергей Петрович? А я вас и не узнал. Богатым будете, — раскатился мелким бесом президент, попутно переключая тумблер на громкую связь, чтобы Ермак был в курсе беседы. — Со мной сейчас пытался выйти на связь ваш московский коллега, но вот мой руководитель Офиса, прежде советует связаться с вами. Что вы обо всем этом думаете?

— Сам Афанасьев?! Неужели?! — удивился Корнейчук. Притворяться было не перед кем. Поэтому он тоже перешел на привычный с детства язык. — И чем же он объясняет свой звонок?

— С ним говорил мой секретарь, утверждающий, что у того какой-то важный вопрос, требующий немедленного обсуждения на высшем уровне.

— «Это ж-ж-ж неспроста», — процитировал Корнейчук фразу из известного мультфильма.

— Вот именно! — воскликнул Зилинский и тут же пожаловался, как малый ребенок. — А Ермаченко не дает мне поговорить с этим главарем хунты. При этом, никак не мотивируя свой поступок. Он сказал, что вы мне сможете лучше объяснить, почему мне нельзя общаться, с хоть и нелегитимным, но все ж таки хозяином Кремля.

— Гм, — неопределенно промычал Начальник Генштаба. — Я тоже не смогу вам этого объяснить, тем более по телефону. Но в одном, он, безусловно, прав. Вам никак нельзя вести диалог с человеком, силой захватившим власть в своей стране. Это может негативным образом сказаться и на вашей собственной репутации.