— Я должна тебе кое-что рассказать, — шепчет она, наблюдая, как Гермиона продолжает настойчиво терзать палочку в попытке восстановить можжевельник.
— Я слушаю, мама, — вторит Драко её интонации и рассматривает волосы Грейнджер. В солнечных лучах они кажутся такими странными. Необычного шоколадного цвета. Они определённо стали гуще и длиннее.
— Прошу, дослушай меня до конца, не перебивай и не злись, — выдохнула Нарцисса и вновь сжала ладони в кулаки. Она так делала всегда, когда хотела признаться ему в чём-то неприятном. Также она делала и когда рассказала Драко о пророчестве. — Это я просила Уизли подливать Гермионе Амортенцию.
Он замер. Старательно продолжал улыбаться, пока внутри него стенки мира медленно разрушались. Это моя мать? Это та женщина, которая всегда твердила ему, что любовь должна быть искренней и поэтому нужно всегда говорить правду? Это та женщина, которая приняла Грейнджер беспрекословно? Нет, я не верю.
— Я сделала это ради ребенка, — продолжила она, слегка опустив голову. Она устала улыбаться. Это противоречило её нынешнему состоянию. Драко казалось, что эта женщина — не его мать. Она не могла так поступить с ним. Не после того, что произошло. Не после того, как он едва не сошёл с ума.
— Зачем? — переспрашивает он, хотя прекрасно слышал её слова.
— Амортенция дарит детям слишком много положительных эмоций, — продолжает она, но Малфой перебивает её.
— А мать может убить, верно?
— Но ведь этого не случилось!
— Ты сумасшедшая, — шепчет он, опуская голову. Больше не было сил слышать всё это. Он устал. Он устал, что вокруг него было слишком много тайн. И единственная, кто рассказывал ему все без нотки лжи, была Грейнджер. Он был готов броситься к ней сейчас, обнять крепко-крепко и попросить её уехать из Мэнора. Лишь бы уберечь её от того, что происходит.
Он видел смерти раньше. На войне. Он понимал, что мог бы спасти их. Мог бы спасти большую часть людей, что пали по прихоти Тёмного Лорда. Его не волновали их жизни. А Драко каждый раз в душе тихонько умирал. Если бы он только мог… Если бы он был способен сохранить ещё одну жизнь, он бы безоговорочно сделал это. Ради Грейнджер. Но будет ли это правильно? Рассказать всё, что происходило за её спиной уже более трёх месяцев? Нет. Она может счесть его сумасшедшим. Или скажет, что он изначально всё знал.
И он упорно решил продолжать хранить молчание. Ведь сможет ли Тёмный Лорд воскреснуть в теле обычной маленькой девочки? Уж сильно сомневаюсь. Поэтому пророчества могут лгать. Ведь у Грейнджер пророчества тоже лгали.
Он вновь старательно натянул улыбку и посмотрел на девушку. Она продолжала корпеть над можжевельником. У неё получилось восстановить несколько почек. Но не более.
Малфой шагнул в сторону Грейнджер. Он отчётливо чувствовал взгляд матери своим затылком и прекрасно понимал, что она хотела ему сказать, но не смогла. Не говори ей. Но он и не собирался. Не сейчас. Пускай она побудет рядом ещё немного. Он только-только научился жить.
С одной стороны он мог бы радоваться. Ведь положительные эмоции влияют на состояние ребенка. Может быть, мы рождаемся вовсе не невинными. За нами достаточное количество грехов. И нас отправляют туда, где нам дадут возможность исправится. Попробовать всё сделать по-другому. И мы живем с осознанием, что всё делаем правильно. И только после того, как мы умираем, мы узнаем, что сделали не так. Это так нелогично — умереть, чтобы принять свои ошибки, и воскреснуть, чтобы исправить то, чего даже не помнишь.
С другой стороны, он понимал, что Грейнджер могла умереть. Его девочка могла уйти и больше не вернуться. И, если бы так произошло, он не знал бы, что делал. Как представить себе жизнь без её копны волос и карих глаз? Сложно. Ведь каждое лето она уезжала домой, а он — в Мэнор. И эти три месяца казались пыткой. Интересно, а в прошлой жизни мы были вместе с Грейнджер? Она знала меня? Какие грехи были у неё, что ей пришлось полюбить предателя и врага?
Небеса, кажется, тоже сошли с ума. Свести такого прекрасного человека, как Грейнджер, с таким, как Малфой. Но она нашла в себе силы и взяла его под своё крыло. Он чувствовал себя брошенной игрушкой в её руках, которой она подарила нежность и любовь. А стоило ли? Он не знал.
Она могла бы задавать ему вопросы о том, что с ним и Нарциссой происходит. Но он не ответит ей правдой. Он будет скрывать до последнего, как она в своё время. Будет держать в тайне то, что грызёт его изнутри, внедряясь ему под кожу и кусая мышцы. Он не скажет даже под заклинанием.
Она верила, что всё наладится. Верила, что с этим ребёнком и Малфоем она может быть счастлива. Об этом говорили его поступки. Конечно, она всё ещё злилась на тот факт, что он был способен убить её друга. Рон тоже молодец. Это ведь могло меня убить. Господи, на что готовы люди ради любви?