Все прекрасное – ужасно, все ужасное – прекрасно. Этюды о художниках и живописи

Вы настаивали на своих принципах вообще и в искусстве – в частности. И еще как! Стучались во все мыслимые двери. Вам было не только не безразлично, а просто позарез необходимо, чтобы услышали. Чтобы узнали и признали. Вы не только не «просто жили», а просто не жили. Горели. И сгорели, не дожив.

* * *

Мы, оказывается, должны Вас еще больше любить за то, что Вы когда-то крестились. Да еще взаправду. Без стеба. И, наверное, должны были бы разлюбить, если бы узнали, что Вы всерьез обре́зались и стали мусульманином или иудеем. Вера, по всей видимости, была сугубо личным и сокровенным фактом Вашего бытия и никогда не выходила за рамки того, что именовалось «Дмитрий Александрович Пригов». Как известно, «никто так много и охотно не говорит о Боге, как атеист». Неудивительно, что у многих близких друзей вызвало недоумение Ваше отпевание в церкви.

* * *

Давайте поговорим о вожаке и стае. Вожак охраняет «Будущее» от молодых самцов. Вожак стар. Вожак нервничает. «Будущее» – ветреная тетка. А к любимой, но неверной тетке можно подпустить лишь стаю евнухов и импотентов. Там каждый знает свое место. Там – воинские звания. Там – дисциплина.

Стая жужжит. Стая готова взять почту, телефон и телеграф. Сейчас. Пока не поздно. Пока еще «текут, бегут песчинки» – надо натравить «ядовитых мух», чтобы покусали и отогнали всех, кто способен на…

«Если враг не сдается, его уничтожают!» – кричал в изнеможении 1 июня 1988 года взбесившийся герой (то есть Вы, бесценный Дмитрий Александрович) в моем перформансе «Рождение героя» в выставочном зале на Каширке.

Раки «любят вариться живыми», утверждала Елена Молоховец в своей знаменитой поваренной книге. Возразим уважаемой даме – не все.

Вы кружили возле стаи. Что правда, то правда. Вас стая интересовала. Вы к стае принюхивались.

Но во́рон воро́не не пара.

* * *

Другое дело – клуб любителей и почитателей Дмитрия Александровича Пригова. Над этим Вы работали. И весьма успешно.

* * *

Кстати, вот Вам, пожалуйста, простенький пример психологии «свой – не – свой»:

Перевожу барахло в новую мастерскую на Чистых. На лестничную площадку выползает полуголый сосед в кальсонах. Здороваюсь. Ответа не следует. Вижу, крыса бежит. Кричу:

– СМОТРИТЕ, КРЫСА!!!

– Крыса своя, – спокойно произносит сосед. – А вот ты что за гусь?!

* * *

В Ваших текстах – легкое дыхание. Некоторые из них с позиций модернизма, несомненно, можно именовать шедеврами. Означает ли сие, что Вы – «Поэт» с большой буквы? Хотите ли Вы этого? Декларативно, само собой, нет: иной проект. А в душе?

– Против?

– Не против.

А кто же против? (При условии, что шедевр как таковой не отменяет «иного» проекта, а интегрируется в него как частный случай.)

В рисунках – геройский труд. И даже пот. Пот в шедеврах не предусмотрен: здесь Вы – «герой труда». Впрочем, как и во всем остальном, ни на кого не похожий.

В перформансах – блистательный актер-колдун.

Итак, Вы не только «милицанер», или не только «монстр», или не только «китайское»… Вы все сразу – проект «Дмитрий Александрович Пригов». Именно на этом настаивали. И именно этим в первую очередь интересны. Искусство было для Вас способом проживать жизнь. День за днем. Каждодневный подвиг. А подвиг длиною в жизнь называется подвижничеством.

* * *

Что скажете? Не слишком ли увлекся? Не слишком ли позолотил? Не все же человеческое Вам было чуждо. Отнюдь. Но почему-то об этом «человеческом» вспоминать не хочется.

* * *

Были ли у Вас враги? Были. Как же без них? Кое-кто даже замахивался осиновым колом. За Кикимору, за Евгения Онегина. Впрочем, всегда замахиваются на всяких там Бодлеров и Лотреамонов.

А у кого их нет? Врагов-то? Есть ли они у меня? Да: «Б», «Д», «ТТ» и еще «К»… Ну и «Х» с ними…

* * *

В юности я подписал первую работу, которую посчитал своей, «Гриша Брускин». Имя «Григорий» мне не нравилось. В то время я не ценил красоту греческих слогов: нейтрального «ГРИ», высокого «ГО» и сремящегося вниз «РИЙ». А Григорием Давидовичем меня совсем недавно стали называть мои молодые ассистенты. И я, как ни странно, не возражаю. Но первым стали величать по имени отчеству, конечно же, Вы, почтеннейший Дмитрий Александрович. Как, впрочем, и всех вокруг. Отметили дистанцию. Чтоб не приблизились слишком, не дотронулись, не оцарапали. Не повредили.

Помнится, мы с Вами переходили на «ты» и на «Гриша – Дима» только в героико-патетические моменты бытия. Например, во время развески выставки «Художник и современность» на Каширке или во время переговоров с нелепыми тетками из Министерства культуры, которых всех как одну звали Люда. Но всегда потом образцово возвращались на круги своя.