Все приключения мушкетеров

– Вы видели уже офицера, который принимает здесь начальство во время моего отсутствия; следовательно, вы его уже знаете; вы видели, что он умеет в точности исполнять приказания, потому что я знаю вас и уверен, что по дороге из Портсмута сюда вы пробовали заставить его сказать что-нибудь. Как вы думаете? бывает ли мраморная статуя бесстрастнее и молчаливее его? Вы испытали уже на многих силу соблазна, и к несчастью, вам всегда это удавалось; но попробуйте на этом! если вам удастся, то я скажу, что вы сам демон.

Он подошел к двери и отворил ее.

– Позовите г. Фельтона, сказал он; – я сейчас отрекомендую вам его.

Последовало странное молчание, во время которого слышно было приближение медленных, ровных шагов; вскоре вошел знакомый уже нам молодой поручик и остановился на пороге, ожидая приказаний барона.

– Войдите, любезный Джон, – сказал лорд Винтер, – войдите и заприте дверь.

Офицер вошел.

– Посмотрите на эту женщину, – сказал барон: – она молода, прекрасна, обладает всею прелестью соблазна, и между тем это чудовище, которое в 25 лет совершило уже столько преступлений, сколько вы не насчитаете в год в архивах наших судов; голос ее располагает в ее пользу, красота ее служит приманкой жертвам, она будет стараться соблазнить вас, может быть, даже убить. Я извлек вас из нищеты, Фельтон; я сделал вас поручиком, я однажды спас вашу жизнь, вы помните в каком случае; я для вас не только покровитель, я ваш друг; не только благодетель, но и отец; женщина эта возвратилась в Англию для того, чтоб убить меня; я держу в руках эту змею; я призываю вас и говорю вам: друг мой Фельтон, Джон, дитя мое, оберегай меня и особенно берегись сам этой женщины, поклянись жизнью сохранить ее для наказания, ею заслуженного. Джон Фельтон, я верю твоему слову; Джон Фельтон, я верю твоей честности.

– Милорд, сказал офицер, придавая ясному взгляду своему как можно больше ненависти; – милорд, клянусь вам, что желание ваше будет исполнено.

Миледи перенесла этот взгляд как беззащитная жертва: невозможно вообразить себе более покорного и нежного выражения, как то, которое отражалось в эту минуту на лице ее. Так что сам лорд Винтер не узнавал в ней тигрицы, с которою за минуту тому назад он приготовлялся вступить в бой.

– Она не должна выходить из этой комнаты; понимаете, Джон, – продолжал барон; – она не должна иметь ни с кем переписки, не должна говорить ни с кем кроме вас, если вам угодно будет сделать ей честь говорить с ней.

– Я поклялся, милорд, этого достаточно.

– Теперь, миледи, постарайтесь примириться с Богом, потому что вы осуждены людьми.

Миледи опустила голову, как будто уничтоженная этим приговором. Лорд Винтер вышел, сделав знак Фельтону, который пошел за ним и запер дверь.

– Минуту спустя раздались в коридоре тяжелые шаги матроса, бывшего на страже, с топором за поясом и ружьем в руке.

Миледи несколько минут оставалась в том же положении, потому что она думала, что за ней наблюдают в замочную скважину; потом медленно подняла голову; лицо ее опять приняло страшное выражение угрозы и неустрашимости, она побежала подслушать у двери, взглянула в окно, наконец, погрузившись опять в широкое кресло, задумалась.

III. Офицер

Между тем кардинал ожидал хороших вестей из Англии, но никаких вестей не было, кроме неприятных и грозных.

Хотя ла Рошель была обложена, и хотя успех казался несомненным благодаря принятым предосторожностям и в особенности плотине, не пропускавшей в осажденный город ни одной лодки; но блокада могла продолжаться еще долгое время к великому стыду для армии короля и к великому затруднению кардинала. Правда, ему уже не нужно было ссорить Людовика с Анною Австрийской, потому что это уже было сделано, но нужно было помирить Бассомгхиера с герцогом Ангулемским.

Что касается до брата короля, то он, начав осаду, предоставил кардиналу заботу окончить ее.

Жители города, несмотря на невероятное упорство мера, хотели сдаться и составили заговор; мер велел повесить заговорщиков. Эта казнь успокоила буйные головы, решившиеся тогда дать уморить себя голодом. Эта смерть казалась им все-таки не такою быстрою и верною как смерть на виселице.

Осаждающие по временам перехватывали курьеров, отправляемых рошельцами к Бокингему и шпионов, посылаемых к ним Бокингемом. В том и другом случае суд был короток. Кардинал решал его одним словом: повесить! Короля приглашали посмотреть на казнь. Он являлся изнуренный, занимал лучшее место, чтобы видеть операцию во всей подробности: это его немного развлекало и заставляло терпеливо переносить осаду. Но не мешало ему очень скучать и думать беспрестанно о возвращении в Париж, так что если бы не попадались курьеры и шпионы, то кардинал, несмотря на свою изобретательность, был бы в большом затруднении.