Всё пришедшее после

– В чем дело, товарищи? – «Спортсмен» был безупречно корректен.

– Нам нужен хозяин. А вы, собственно, кто такой? – Милиционер подозрительно оглядел иностранную экипировку.

«Асфальтовый», бросив взгляд на уверенно-доброжелательного спортсмена, вдруг как-то заскучал.

– Документы есть? – Участковый не сдавался.

Доброжелательная улыбка перешла в торжествующе-ироничную.

– Прошу вас. – «Спортсмен» достал красное удостоверение и протянул его милиционерам. Как бы невзначай он позволил куртке распахнуться, так что под левым локтем стало видно рукоятку пистолета.

Милиционер невидящим взглядом уставился в удостоверение, постарался взять себя в руки – так, фотография, печати, «ЦП» – центральный подъезд, оружие. «Ну и влипли!» – подумал он.

– Извините, я про эту дачу ничего не знал.

– Всего на свете знать нельзя. Доложите начальству и забудьте.

– Есть.

Милиционеры посмотрели на «асфальтового». «Спортсмен» тоже пристально смотрел на него. Тот расслабился и улыбнулся:

– Извините, какая-то накладка.

– Бывает.

– Разрешите идти?

– Идите.

– До свидания.

– Всего хорошего.

Оставшись один, Костя стал размышлять. Охотники за документами в итоге не получили о них никакой информации. Однако они бы точно знали, что документы здесь, если бы установили факт предупреждения о проверке. Во всяком случае, в ближайшее время он не должен видеться с Ириной. Завтра, улучив момент, он позвонит ей с кафедры, чтобы поблагодарить и предупредить ее обеспокоенный звонок. Вот и все. Костя погладил ствол увечной яблони, приносящей самые сладкие плоды в его саду.

Меняя цвета, небо насыщалось синевой. Стало прохладно, и Костя ушел в дом. В доме было тепло и очень тихо. Костя зажег настольную лампу и мыслями вернулся к Ирине.

Он каждый день думал о ней, но сегодняшняя неожиданная встреча породила целый вихрь чувств и мыслей. «Не сделал ничего плохого, но и ничего хорошего… ничего хорошего». Не успел. Не смог угадать заветных желаний? Кто смог? Кто? «Кто душу положит за други своя», – вспомнил Костя.

Неблагодарность разлюбившего человека – жуткая вещь. Но… Но лучше стать жертвой неблагодарности, чем отказать в помощи.

Чего он не сделал такого, что она вдруг остыла к нему? Он всей душой потянулся к ней, пошел ей навстречу, надеясь хоть одного человека сделать счастливым. Первое время так и было. Потом она ушла. Он же, влюбившись в нее, как в собственное дитя, стал несчастным.

«Что я вообще делаю на белом свете? – продолжал он. – Меня никто не спросил, хочу я быть или не хочу. Неведомо откуда я пришел в этот мир, чтобы переживать его порядки, предаваться сомнительным радостям и мучиться от будто бы случайных неприятностей и бед. Разве я просил, чтобы меня испытывали жизнью, чтобы меня терзала совесть? Я должен получать удовольствия? Я их не получаю. Вернее, получаю, когда кончаются неприятности. Очень мило! Я должен заслужить спасение? Но почему его надо заслуживать? Я согласен просто не быть. Никогда! И не могу сам прервать свою жизнь. Знаю, тогда за это придется ответить, как за посягательство на то, что мне не принадлежит. Будет еще хуже. Меня сюда прислали и ждут. Чего? Зачем я здесь? Кто я? Мне здесь ничего не надо. Я никому не нужен, в том числе и себе. А я есть».

Костя заставил себя остановиться: «Ты не Кант, не Бэкон, не Шекспир, наконец! Хочешь решить эти вопросы? Одинокий путь подобен смерти. Потеряв любовь, ты стал Агасфером. Одной ее улыбки хватило бы, чтобы все твои мысли улетучились. Кант! Куда хватил! Во многой мудрости много печали!»

Костя улыбнулся, он вспомнил Артура и его любимого Дюма. Уже все написано.

Из главы «Диссертация Арамиса»:

«– Подумать только! Кажется, я потерял его… – лукаво сказал молодой человек, делая вид, что ищет письмо. – Счастье еще, что мир – это склеп, что люди, а следовательно, женщины, – призраки и что любовь – чувство, о котором вы говорите: “Какая гадость”

– Ах, д’Артаньян, д'Артаньян, – вскричал Арамис, – ты убиваешь меня!

– Наконец-то, вот оно! – сказал д’Артаньян.

И он вынул из кармана письмо.

Арамис вскочил, схватил письмо, прочитал или, вернее, проглотил его; его лицо сияло».

Костя вздохнул, провел рукой по лбу, сам себе сказал: «Ты болен, Костя. Разве поставить диагноз и вылечиться – это одно и то же? Тебя даже душевнобольным не назовешь, где твоя душа? Где-то там, с ней, и возвращаться не хочет».

Он не чувствовал боли – болеть было нечему.

6. Сильный с сильным лицом к лицу

В конце зимы 1970 года Глеб опять побывал в Женеве, где помещалась штаб-квартира Всемирного Совета Церквей, а весной, 17 апреля, Костя приехал к нему на западную окраину Москвы.

Костя не только перевел за минувший год часть стихов, что дал ему Глеб, не только написал заключение, но и сумел бегло ознакомиться со всеми документами из архива, полученного Глебом.