Автор «Слова…» неизвестен. Разыскал произведение знаменитый собиратель древностей и знаток русской словесности А. И. Мусин-Пушкин (1744 – 1817). Вероятнее всего, у Мусина-Пушкина был не оригинал произведения, а его более поздняя копия (XIV века), которая погибла во время пожара Москвы 1812 года. Сохранились лишь первое печатное издание 1800 года (так называемое мусин-пушкинское) и писарский список, сделанный для Екатерины Второй. Вышеизложенные факты явились причиной долгих споров о подлинности «Слова…» В настоящий момент подлинность его доказана как историческим анализом, так и лингвистическим. Неточности переписчиков (как древних, так и более поздних), породили проблему «темных мест», которые истолковываются исследователями по-разному.
Изучению образной структуры и языка «Слова…» посвящено огромное множество работ. Из наиболее значительных – труды академика Д. С. Лихачева, который изучал стилистику «Слова…» и его художественные особенности. Историческому анализу произведение подвергал академик Б. А. Рыбаков.
Интересны изыскания в вопросе построения композиции «Слова…». Как следует из текста произведения, события в нем излагаются не в хронологическом порядке. Д. С. Лихачев считает это мастерским стилистическим приемом автора «Слова…», а Б. А. Рыбаков в книге ««Слово о полку Игореве» и его время» выдвинул оригинальную гипотезу о «перепутанных страницах», согласно которой путаница с кусками текста произошла от того, что корешок оригинала (с которого делалась копия) истерся, и страницы, ничем не скрепленные, перепутались. Разбив текст «Слова…» на смысловые отрезки и подсчитав в них количество слов и букв, Рыбаков пришел к выводу, что их количество вполне могло соответствовать страницам книги (с рисоваными миниатюрами или без). В означенном издании приводится вариант текста «Слова…», который, по мнению Рыбакова, был изначально.
Идейное содержание «Слова…» было так определено К. Марксом: «Смысл поэмы – призыв русских князей к единению как раз перед нашествием монголов… Вся песнь носит христиански-героический характер, хотя языческие элементы выступают еще весьма заметно».
Не лпо ли ны бяшетъ, братие, начяти старыми словесы трудныхъ повестий о плъку Игорев, Игоря Святъславлича? Hачати же ся тъй псни по былннамь сего времени, а не по замышлению Бояню!
Боянъ бо вщий, аще кому хотяше пснь творитн, то расткашется мыслию по древу, срымъ вълкомъ по земли, шизымъ орломъ подъ облакы, помняшсть бо,
Почнемъ же, братие, повсть сию отъ стараго Владимера до ныншняго Игоря, иже истягну умь крпостию своею и поостри сердца своего мужествомъ, наплънився ратнаго духа, наведе своя храбрыя плъкы на землю Половцькую за землю Руськую!
Не пристало ли нам, братья, начать старыми словами ратных повестей о походе Игоревом, Игоря Святославича? Начаться же этой песне по былям нашего времени, а не по обычаю Боянову.
Ведь Боян вещий, если кому хотел песнь слагать, то растекался белкою по древу, серым волком по земле, сизым орлом под облаками. Вспоминая же прежних времен усобицы, Боян говорил, что тогда напускали десять соколов на стаю лебедей, и какую лебедь настигал сокол – та первой и пела песнь старому Ярославу, храброму Мстиславу, зарезавшему Редедю перед полками касожскими, прекрасному Роману Святославичу. Боян же, братья, не десять соколов на стаю лебедей напускал, но свои вещие персты на живые струны возлагал, а они уже сами славу князьям рокотали.