– У Коринны такого не было.
Еще несколько недель полицейские пытались выяснить, откуда взялось кольцо. Мы об этом знали, потому что офицер Фрейз был женат на школьной секретарше, а она сболтнула о кольце в книжном клубе.
Кольцо пытались как-то соотнести сначала с Коринной, затем – с Джексоном; возили в ломбард. Увы, кольцо появилось с той же внезапностью, с какой исчезла Коринна.
Из ниоткуда.
В никуда.
Байли сказала: «У Коринны такого не было».
Джексон сказал: «У Коринны такого не было». Но копы в злополучное кольцо буквально вцепились; утверждали, что и нам не все о Коринне известно. Нечто привело ее к пещере, нечто заставило скользнуть внутрь. Коринна растворилась, ее кости вросли в гладкие своды, зубы стали каменной крошкой, платье – самой темнотой. Лишь кольцо, окровавленный кусочек металла, не подверглось превращению, и от него-то, считали копы, и надо плясать.
Иначе почему Джексон вообще дал наводку с пещерой? Не потому ли, что чувство вины его вынудило? Это ведь в человеческой природе – сознаваться. Отпущения искать.
Потом они снова запечатали вход в пещеру: навесили новый замок, новые цепи, новые ворота. Уничтожили ключ. Насколько мне известно, за последние десять лет взломов не было.
Возможно, эти ребята, на поляне, именно ради пещеры сюда и явились. Решили поискать Аннализу там, где мы в свое время искали Коринну. Знали больше, чем осмелились поведать копам.
Мы ради Коринны только что землю не рыли. Полиция забросила поиски – мы не опускали рук. Мы углубились слишком сильно – некоторым из нас так и не удалось вынырнуть.
«Здесь живет чудовище», – говорила Коринна. Хватала меня за руку, тянула под землю, задыхаясь от беззвучного смеха. Кричала: «Ну, давайте же, ловите нас!», и мы слышали шаги Джексона и Тайлера, и порскали в ответвления туннеля, а по пятам за нами следовали тонкие лучики фонариков.
И вот я стою у ворот в пещеру, и ржавое железо холодит мои пальцы, и слух ловит ночные шорохи, и утробным воем отзывается эхо. Замок заперт, цепь покрылась мхом, но он сдирается слишком легко, и вот уже ладони мои замшели.
Я сделала несколько шагов вдоль цепи, до замка и обратно. Потрясла решетку. Бесполезно – сработана на совесть. Даже не громыхнула, только чуть-чуть качнулась. Я крепче вцепилась в железо, щекой приникла к прутьям, вглядываясь в одну точку, туда, где за поворотом умирал свет.
– Эй! – прошептала я.
Слово запрыгало по камням, отталкиваясь от стен, будто мячик. Я кашлянула, предприняла вторую попытку:
– Аннализа!
Ничего, кроме эха.
Я подступилась к воротам с другого угла, стала дергать металлические прутья, что шли параллельно стене; искать изъян. Я трясла их, пока с поляны не донесся девчачий голос:
– Ты тоже это слышишь, да?
Я поспешила скрыться за деревьями, пока меня не обнаружили.
На миг меня охватила паника – неужели заблудилась? Я ведь сто лет одна по лесу не гуляла. Но в памяти всплыли и наша с Тайлером поляна, и тропа, на которой мы, нетерпеливые, обычно встречались. Я пошла на шум речной воды, к дому.
Потная от того, первого прилива страха, измазанная землей, я выбралась к нашему участку.
На подъездной дорожке стояла машина Дэниела. Я замерла, не смея шагнуть во двор. Прокралась к задней двери, ведшей на кухню, прислушалась, вычисляя, где именно сейчас находится брат. Он говорил по телефону, топал довольно громко.
– Просто скажи, у тебя она или нет.
Пауза. Шаги по дощатому полу.
– Не ври. Скажи, что она в порядке. Мы поссорились, и она… она… Не знаю. Обиделась, наверное.
Снова шаги.
– Да нет же, я приехал, смотрю – машина на месте, вещи тоже, а ее самой нет.
– Дэниел, ты?
Я вошла через заднюю дверь, так же, как и уходила. Он шагнул из-за угла, все еще с мобильником возле уха.
– Ладно, проехали, – сказал Дэниел, нажал «отбой» и сунул мобильник в карман. – Привет, Ник. – Нарочито растянул слова, упер руки в бока, лицом изобразил облегчение. – Где ты была?
– Воздухом дышала.
Он уставился на мою одежду – ту же самую, что и вчера. Помрачнел.
– Это в лесу, что ли?
– Нет. По дороге гуляла. – Кашлянув, я добавила: – Не знаешь, в пещере искали?
Морщинка меж его бровей стала глубже, уголки рта опустились.
– Ты о чем, Ник?
– Я говорю, полиция в пещере искала?
Под его быстрым взглядом я сжала кулаки, чтобы он не заметил на ладонях следов мха и ржавчины.
– По-моему, они и без нас разберутся. Нечего нам лезть в расследование, добра от этого не будет.
– А пещеру все-таки надо проверить.
– Ник, – произнес Дэниел, жестом веля мне слушать, – разговор есть.
На секунду я подумала, он сейчас начнет извиняться, и приготовилась делать то же самое.
– Речь о папе. У меня новости – и хорошие, и плохие.
Нет, извинений не будет.
– Во-первых, – продолжал Дэниел, – назначена дата слушания.
Мы дважды давали показания под присягой, что папа недееспособен; писали, с помощью Эверетта, заявление, просили назначить опекуном Дэниела, а в случае его смерти – меня.
– Слушание через два с лишним месяца, – сказал Дэниел.
– Два с лишним?