Но всему приходит конец, и он наступил в начале XX века, когда запылали все без исключения национальные регионы империи. Даже самые традиционно мирные — Украина, Молдавия, протестантская Балтия (Латвия и Эстония), наконец — внутренние районы России с преимущественно татарским населением. Не все они, естественно, жаждали государственной независимости, но все предъявляли требование автономии и реального самоуправления.
Причем боролись за это самыми различными средствами. И мирными, через механизм парламентской и иной легальной деятельности. Во всех составах Государственной Думы были представлены политические партии и объединения практически всех более или менее крупных народов империи. И методами нелегальной борьбы, вплоть до вооруженной. Это — повстанческое движение в Латвии в 1905–1907 годах, среднеазиатское восстание 1916 года, действия «гайдуков» т. Котовского в Бессарабии. Каково было отношение к вышеупомянутым фактам большевиков? На словах — самое приветствующее. Еще бы! Для них национально-освободительное движение было не просто возможным союзником. Они прекрасно понимали, что свалить империю самим большевикам явно не под силу. Так пусть ее свалят восставшие народы — в борьбе все средства хороши! И так появляется знаменитый ленинский постулат — «о праве наций на самоопределение вплоть до государственного отделения». Сразу одним выстрелом убиваются два зайца: антиколониальное движение, интересующее большевиков главным образом как бульдозер для сноса Российской империи, получает вполне легитимное обоснование своей борьбы, а сами большевики набирают дополнительные очки благодаря поддержке националистов. Накануне Октябрьского переворота все это очень и очень им пригодится.
Но это — на поверхности. А у Ленина, как всегда, приготовлена и подводная часть айсберга. В работе, название которой дало имя этой главе, Ленин, полемизируя с Розой Люксембург, бросает весьма знаменательную фразу: «Мы не за мещанский идеал федеративных отношений!»
Вот как? Простите за мою непонятливость, товарищ Ленин, но если вас не устраивают федеративные отношения (кстати, почему они «мещанские»?), то какие же тогда «отношения» вы собираетесь вводить на территории России (и не только Россия — вспомните о планах мировой революции!) после завоевания власти? Ведь альтернатива федеративным отношениям — унитарные.
Проговорился Владимир Ильич! Ведь в одной этой фразе, как в капле воды, видно истинное отношение вождя революции к национальным движениям.
Они хороши до того момента, когда с их помощью рухнет Российская империя. А далее — «мавр сделал свое дело, мавр может уйти». Во-первых, потому что большевики — интернационалисты и не могут поддерживать «узкий национализм». Само это слово при советской власти станет бранью и — что еще страшнее — политическим ярлыком для репрессий. А во-вторых, в случае победы национальные движения, естественно, придут в своих регионах к власти. А этого допускать никак нельзя — не за то боролись товарищи коммунисты. «Вся власть — Советам!» (читай — ВКП(б), и никому более).
И произошло то, что и должно было произойти. После 7 ноября 1917 года все без исключения национальные движения на территории рухнувшей империи стали для большевиков врагами. Без разницы, какой они, эти движения, окраски — правой или левой, социалистической (как на Украине или в Закавказье) или религиозной (как в Крыму, Казани или в Средней Азии).
Большевики могли вступать с националистами во временные соглашения против… националистов. Как заключали они альянс, весьма недолгий, с казахскими и ферганскими басмачами или пытались опереться на Кавказе на ингушей против осетин, используя осетино-ингушские противоречия.
Но в целом все «националы» стали врагами. Белорусы из Белорусской Рады и молдаване из организации «Сфатул Цэрий». Карельские националисты из недолго просуществовавшей «Поросозерской республики» и крымские татары, создавшие под руководством Султан-Гирея столь же недолговечную Крымскую автономию. Осетины, воевавшие под началом братьев Георгия и Лазаря Бичераховых, и кабардинцы, служившие у генерала Бета Исмангулова. Автономисты из Казани и так называемые кулацко-тойонские мятежники Якутии (тойоны — якутская родовая знать). В общем, все… Сколько стоило это России крови — никто еще толком не подсчитал.
И сопротивление в национальных регионах было отчаянным и яростным. Не для того народы России боролись против самодержавия, чтобы склонить головы под пятой «самодержцев из Смольного». Так в первые месяцы после Октябрьского переворота называли большевиков. Если сопротивление белого движения было сломлено в европейской части России к концу 1920 года, в Сибири и на Дальнем Востоке — к 1922–1923 годам, если крестьянские повстанческие движения к этому времени уже захлебнулись кровью, то национально-освободительное движение в только что образованном СССР не утихало еще долго.