Все пули мимо

Оборачиваюсь и опупеневаю. Даже трезвею от вида непривычного стервы, то бишь жены своей. Стоит она у багажника, руки горестно заламывает, а в глазах такое, что и описать невозможно. Ну, приблизительно, как у собаки преданной, когда хозяин её на живодёрню ведёт.

- Чего тебе? - вопрошаю сдавленно, всё-таки рудименты чинопочитания к дочке Бонзы у меня какие-то остались. Не до конца вытравил.

- Боренька, ты что, во Францию без меня летишь?

- Не на гульки лечу, а по делу. С инспекцией, - бурчу, словно оправдываясь, а сам на неё стараюсь не смотреть.

- Боренька, возьми и меня. У нас ведь медового месяца не было. Пусть эта поездка будет свадебным путешествием...

Тут я совсем опешиваю. Во дела! Как, однако, Пупсик её прищучил!

- Ты чо, умом тронулась?! - наглею. - Папаньку вчера похоронили, а тебе - свадебное путешествие подавай?! Траур надень!

Сажусь в лимузин, дверцу захлопываю. Но затем стекло опускаю и добиваю её окончательно:

- И ва-аще, ежели хошь, чтоб я в твою сторону хотя бы смотрел похудей!

Здесь шофёр лимузин трогает, а я мимоходом её взгляд ловлю. Что триста восемьдесят вольт меня трахают. Ни одна баба на меня так никогда не смотрела. С таким обожанием и такой тоской в глазах. Во, блин, как бывает, оказывается... В сексе голом, в котором я до сих пор практиковал, этой услуги по тарифу не предусмотрено.

34

В аэропорту наш лимузин сразу на лётное поле пропустили. А как, собственно, иначе? Это для "чёрных" таможня и спецконтроль выдуманы, а я с сегодняшнего дня - белая кость. Мало того - бог и царь в городе, все с моей ладошки кормиться будут, и сам губернатор на цырлах вокруг меня плясать станет.

Подрулил шофёр лихо к самолётику такому симпатичному, телохранитель, что с ним рядом на переднем сиденье сидел, из машины выскакивает, дверцу мне открывает. Ступаю я на бетон, оглядываюсь, самолётом личным любуюсь. Надо же, какой дизайн капиталисты проклятые забабахали - не машина крылатая, а игрушка!

А на трапе уже стюардесса стоит - при пилоточке, в блузочке белоснежной да мини-юбочке форменной. Ждёт пассажиров, но одному мне лыбится лучезарно. Я-то, как-никак, хозяин.

- Добрый день, Борис Макарович, - говорит. А голос у неё грудной, приятственный, а фигурка обалденная, а сама молоденькая-молоденькая. Так и хочется облапить.

- Привет, цыпочка, - киваю благодушно и начинаю по трапу подниматься.

Иду, а меня чуточку пошатывает. То ли вмазал я всё-таки с Пупсиком крепко, то ли это стюардессочка юная меня так взволновала. Да уж, умел Бонза себе персонал подбирать. С такой кралей действительно и на край света махнуть можно, особенно в таком "шалаше".

- Принимай гостей, - скалю все тридцать два зуба стюардессе клёвой. Веди, усаживай.

А сам думаю: знал бы, что с ней лететь буду, никаких сопровождающих с собой бы не брал. Пусть бы обычным рейсом в Париж добирались.

- Прошу вас, - снова одаривает меня обворожительной улыбкой милашка, жест приглашающий делает и поворачивается ко мне боком.

Тут уж я не выдерживаю, даю волю ручке своей шаловливой и за попку её щипаю. Взвизгивает стюардессочка, но не то чтоб особо возмущённо, а, как просекаю, больше для форсу, и игривым взглядом в меня стреляет.

- И проказник же вы, Борис Макарович!

Оглядываюсь я недовольно на телохранителей, внизу у трапа столпившихся, - а не отправить ли их по домам, чтоб под ногами не путались? Ведь, честно говоря, взял их с собой так просто, ради престижу... Но нет, из-за этого самого престижу международного присутствие их терпеть придётся.

Вздыхаю тяжко, в самолёт шагаю. И тут же веселею. Однако, ребята, шалишь, я своего не упущу! Всё здесь для моего удобства предусмотрено - два салона в самолёте оказывается. Один обыкновенный, человек на десять, для сопровождающих, а за переборкой - второй, шикарный, как понимаю, личный мой апартамент. Столик здесь у окна стоит, два кресла возле него, а у противоположного борта диванчик откидной. "Для работы", - кумекаю.

Плюхаюсь в кресло и распоряжение отдаю:

- Остальных в другом салоне размести.

- Как прикажете, Борис Макарович, - понимающе кивает стюардесса. Обедать будете? Вам столик сервировать?

- Давай! - машу рукой.

Мне, естественно, уже никакая жратва после стола, что Пупсик "на дорожку" организовал, в глотку не полезет, но милашке-то моей расслабиться надо? Люблю, чтоб баба в азарте была, а не так себе, бревном замшелым.

Открывает она бар в стене и начинает по столу какие-то судочки махонькие расставлять, а они к столешнице, что магнитные, прищёлкиваются. Ну, в судочках там, понятно, балычок, икорка красная да чёрная и прочая хавка деликатесная.

- Что пить будете? - спрашивает. - Водку, коньяк?

- Водку, - безапелляционно утверждаю. И, хоть и так всё ясно, вроде как пробный шар швыряю: - А себе - что хочешь.

Достаёт она и водку, и коньяк, через столик напротив меня наклоняется и начинает бутылки в зажимах у иллюминатора закреплять. И тут такой дух её тела свеженького, чистенького да молоденького меня шибает, что хмелею почище, чем от стаканяры. Не удержался я тогда, облапил её за бёдра и на колени к себе самым наглым образом водрузил.