Все пули мимо

Действительно, вид из окна ещё тот. Огни города великого в ночи перемигиваются, а апофеозом над ними Эйфелева башня, прожекторами освещённая, костью обглоданной возвышается. Посмотрел-посмотрел я на неё, и неожиданно грусть-тоска меня странная охватила. Будто сбылась моя мечта самая заветная, а что дальше делать, ради чего жить, не знаю.

"А ведь жисть, кажется, удалась", - мелькает мысль светлая. Наливаю себе полную стаканяру водки, оприходую её и тут же намертво вырубаюсь, находя приют себе временный мордой в салате каком-то. Что Ломоть.

36

Поутру очнулся я в кровати огроменной - никак не меньше, чем человек на пять. И на такой мягкой перине, что как в болоте в ней утопаю, а выбраться по слабости житейской не могу. Голова трещит, в глазах всё плывёт туманом сизым, где руки-ноги находятся не только не понимаю, но и не ощущаю. Хочу рукой двинуть - нога поднимается, ногой - вроде хвостом несуществующим, типа львиного, с кисточкой, начинаю дрыгать. Попробовал пойти от противного - хвостом этим самым пошевелить. Ва-аще аут полный приключился - будто крылья стрекозиные на спине затрепыхались, на пол меня из кровати вывернуть норовя.

- Эй, люди! - зову слабым голосом.

На мой зов из тумана пятном белым дама нечёткая появляется, на столик возле кровати поднос ставит. А на подносе - лекарство вожделенное всех видов: пиво, водка, коньяк... Однако видит око, да зуб неймёт.

- Вливай... - шепчу горлом пересохшим и рот широко разеваю, поскольку руки свои почему-то плавниками рыбьими ощущаю, которые лишь трепещут судорожно, но мне не подчиняются.

Сестрой милосердия мне дама белая водку из штофа запотевшего в хрустальный стакан наливает, ко рту моему сердобольно подносит. Лавиной горной водка в организм ухает, и меня словно на электрический стул сажают да напряжение тысячевольтное врубают. При этом одновременно газ в камеру пускают и табуретку из-под ног вышибают.

"Что же вы, падлы, - орёт всё моё естество, - меня на американский манер кончаете?! Я ведь в Европе, во Франции - гильотину подавай! Быстрее будет - всё мучиться меньше..."

Чёрта с два меня кто послушался. Но, чувствую, вроде как напряжение в сети электрической падать начало, камера газовая проветриваться стала, а удавка горло ва-аще отпустила. Никак помилование поспело...

Зрение моё наконец фокусируется, и вижу я, что в огромадном таком номере гостиничном нахожусь, а возле меня горничная миловидная суетится.

Ничего из себя бабец, думаю, но где-то глубоко в сознании страх гнездится - уж не мерещится ли мне всё, не белая ли горячка, эта горничная? Протягиваю руку и попку её щупаю. Не-ет, с души камень падает, настоящая...

Но она себя нестандартно ведёт. Вместо того, чтобы возмутиться там, либо по морде мне съездить, в кровать ко мне вдруг плюхается.

- Ты чо, дура, - говорю ей, - какой же из меня сейчас мужик, с бодуна?

Ни фига она по-русски не понимает, по-французски что-то лепечет, ручками жаркими меня обнимать начинает. Ну это уже ва-аще! Мне сейчас душ холодный край как нужен, а не объятья горячие! Освобождаюсь от её ручек, из кровати выбираюсь и вторую дозу в себя ввожу. Во это уже дело! Тут я себе и бутербродиком махоньким закусить позволяю и вроде человеком себя чувствовать начинаю.

Нашёл я затем свою одежду в шкафу, сотню баксов горничной сунул и за двери выпроводил. Ну их, этих француженок, с их воспитанием европейским... Секс, видите ли, у них по утрам... По утрам похмеляться нужно!

Перекусил я немного, что там на подносе было, и номер оглядел. Меблишка такая вычурная стоит, стиля то ли ампир, то ли рококо, то ли ренессанса раннего долбанного - хрен просечёшь, поскольку я в этом разбираюсь что в зуб ногой. Одним словом, клёвая. То ли старинная, то ли под старину. Ну шторы там тяжёлые висят, с кистями, зеркала, небось, венецианские... Короче, ничего так себе номерок, просторный, чистенький, ухоженный, из двух комнат - спальни, где я очнулся, и гостиной обширной, в которой двух "горилл" своих обнаружил, в креслах храпящих.

Другой бы на моём месте пинками их растолкал и вмиг уволил. Я же по утрам благодушный бываю, да и что мне их "телохранение", если у меня на этот самый случай Пупсик есть? Пущай себе дрыхнут - тоже ведь люди, сам недавно в их шкуре был.

Принял я душ холодный, побрился, оделся и в окно выглянул - самое время на Париж при свете дня поглядеть, красотами его полюбоваться. Одно дело - по телику видеть, другое - воочию.

Что в душу мне плюнули. Вид из окна где-то этажа с третьего ещё тот оказался. Напротив, метрах в шести, стена дома громадного, обшарпанного, всю перспективу загораживает, а внизу улочка узкая, по которой машины с трудом проезжают, поскольку тротуары лотками овощными сплошь уставлены. Попробовал окно открыть, чтобы вдоль улицы посмотреть, - чёрта с два получилось. Намертво запечатано. Видно, вонь от овощей ещё та... Да и мухи там, небось, сонмами витают.

Не успел я выматериться всласть, как мои сопровождающие в номере нарисовываются. Сашок, "бухгалтер" и мсье Серьйожа.

- Доброе утро, Борис Макарович! - галдят вразнобой.