Все пути твои грешны

Корней шмыгнул носом и отогнал пожирающие душу воспоминания. К черту. Здесь, в его новом мусороуборщике свершилось чудо. Нагромождение летающих в воздухе деталей собралось в пучок и вдруг заговорило человеческим голосом.

– Эй, там, на астероиде, не спать, боец!

Корней хохотнул в ответ и переключился на громкую связь. Это был первый человеческий голос, который он слышал в своем заключении на дерьмовом астероиде за последний год.

5

Их учили осторожности. При том, что космос пуст, и по данным науки там обитает всего лишь пара молекул на парсек, да промелькнет одна-две нейтрино за световой год, все равно пространство за пределами охранных полей планет считалось опасным. С ними работали психологи, физики, астрономы. Все они твердили одно: космоса надо бояться, потому что его нельзя предвидеть. Многие юные звездолетчики отнеслись к предостережениям преподавателей как к нудной гундежке перепуганных теоретиков. Леванский был первым из тех, кто презрел мудрость. Он не понимал, как пустота может угрожать.

Его логически развитый ум не мог принять абстрактное зло за нечто существенное. Он воспринял предупреждения как часть ритуала. Они должны были рассказать, они рассказали. Корней знал то, что подтверждало слова преподавателей. Третья плотность пространства заканчивалась на орбитах планет. Дальше космос был свернут в нулевую плотность. Когда вылетал звездолёт, он забирал с собой поля планеты. Если планета поддерживала третью плотность, он тащил ее за собой; если четвертую, то поля были четвёртого уровня, и так далее.

Огромное количество энергии тратилось на разворачивание и поддержание нужного уровня. Происходил этот процесс автоматически, по законам общего вселенского пространства и к конструкции звездных кораблей отношения не имел. Он так же не зависел от знаний того, кто за ним наблюдал. Корней знал, что несколько парсеков развернулись там, где он оказался, Леванский же считал – они движутся по постоянному трехмерному пространству. Разубеждать его было бесполезно, он был всего лишь человеком.

Когда пространство постоянно развернуто на нужном уровне и поддерживается множественными представлениями живых существ о нем (физик-кетт называл это построением независимой матрицы внутри полей), оно более или менее упорядоченно. Соответственно, если космос становится трехмерным благодаря лишь присутствию нескольких сознаний, он может иметь лакуны, может быть не структурированным или прерывистым. Время там течет не линейно, а многие формы наделены иными свойствами, чем на планетах. Поэтому неизведанный, чужой космос был опасен. Трижды опасен, черт возьми.

Корней об этом знал лучше других студентов, и он видел флуктуации пространства, летая даже по старым проторенным маршрутам. А здесь… Здесь нужна была предельная осторожность, поэтому он не торопился. Подошел очень медленно, осмотрел, что мог увидеть через визоры Ангуса. Спросил мнение корабля. Получил то, что и ожидал. Объект не изучен, мало данных, тип корабля не определен… и так далее. Да и не корабль это был в привычном представлении, так фигня какая-то. Сигарообразный, без люков и крыльев, опознавательных символов нет, размер едва ли на А 77 тянет, да и брюхо маловато. На каком принципе движется? Где у него перед, а где зад?

Отличник летной академии попал в ситуацию, где не мог определить класс и назначении корабля. Позор тебе, Корней-Зенекис Кха-Совура! Посмотрел на ликующего Леванского. Нет, тот уже не ликовал. Опустил радостные длинные руки и смотрел пристально, словно прощупывал врага.

– Игиги там.

– Да с чего ты взял?

Здесь, за миллион световых лет, в пустоте, где… Он вспомнил о флуктуациях. Почему бы и нет? Откуда им знать, как далеко протянули свои поганые щупальца белые уродцы? Ведь никто не знает, где их боги, кто ими руководит и много еще есть того, что не известно об этой расе пришельцев.

– Не знаю, чувство такое. Холодное.

В чем-то он был прав. Корней послушал свои ощущения и понял, что они такие же. От корабля веяло холодом и враждебностью.

– Будем предельно осторожны, но придется пришвартоваться. Похоже, это наш единственный шанс на спасение. Грек?

– Я возьму трехлучевой.

Смешная пукалка, изобретение гвальцев, которые ни черта не смыслили в оружие. Так себе ружьишко, только что большое, внушительное и с кучей разных настроек. Реально попасть из него в муху с трех метров не представлялось возможным. Но Серый так любовно гладил сверкающую сталь, что Корней ничего не сказал, взял свой самодельный шокер, не на войну же они идут. «В конце концов, полосну полями, – разлетится в щепки этот убогий кораблик, – решил он, и раскрыл защитное поле на три метра вокруг себя, – что ж, пойдем познакомимся с местными».