Все пути твои грешны

Уснул он в гостинице с некоторой горечью на душе и с чувством великого обмана, где во всем была виновата судьба и его слабая душонка. Дитя баррикад, как называл его Серый, сын великого потрясателя миров, героя Земли, Виктора Корюшкина, он оказался не способным не только отправиться на поиски планеты, но даже заработать на такой же пиджак, как у Леванского.

Проснулся он в гостинице и сразу же схватился за голову: раскалывалась она как адский орех. Вспомнилась зеленая ремская бурда, которую усиленно подливал Леванский. Нет, так пить нельзя, так можно все, что угодно пропить. И еще было смутное ощущение какой-то договоренности. Только вот о чем, он ни черта не помнил. Первый раз тогда пришло на ум кеттское выражение «Тахиб кар трах саки», имело оно очень неприличный смысл и употреблялось кеттами как самое распоследнее проклятие. Самым близким по переводу было похожее гвальские ругательство, звучащее как «да вставит дьявол тебе в задний проход жало самого большого насекомого».

Насекомые на Гвале встречались размером более двух метров, а местное население едва доставало Корнею до плеч. Впрочем, у кеттов никогда не было образа дьявола, земное персонифицированное зло их смешило. Для тех, кто был в четвертой плотности и видел устройство мира, его энергетическую структуру, не существовало зла или добра как двух противоположных полюсов. Все было едино и все было гармонично. Иногда он жалел, что не родился чистым кеттом. Все было бы намного проще…

Через час пришел Сергей Леванский, сияющий, как новогодняя елка. Его лицо светилось, как у мальчишки, получившего на день рождения свой первый велик. Корней был мрачнее тучи. Он вспомнил о лягушках и заказчике. Твари наверняка разбежались по всему космодрому. Рейс получится пустым, кредиток он не получит, а «калошу», старичка К 14 надо приводить в порядок. Проклятье! Тахиб кар трах саки! Вот попал, так попал.

– Как ты, старик? Плечо не болит?

Плечо болело зверски, ныло, словно тысячи пчел жалили его в одно место. Да, что-то он капитально забыл.

– А что за пойло ты мне наливал?

– Местное. – Серый усмехнулся и ловким жестом поправил выпавшую из укладки прядь. – Привыкнуть надо. С третьего раза уже не так берет. Ты ни о чем не хочешь меня спросить?

Нет, он не хотел. Надо было идти извиняться за лягушек и валить отсюда, пока по всему космодрому не разнеслась слава о пьяном в стельку звездолетчике. Хотя что-то там было, что-то вертелось в глубине его больной черепушки. Червяк сомнения, скорее всего.

– Корней, ты чего, не помнишь что ли?

– Не помню. – Он мрачно выплюнул вчерашний калиб. Толку от него не было, только во рту вязало. – А что я должен помнить?

– Мы летим искать планету, дурачок!

Он вспомнил. Всплыло вдруг, как мина с мутного дна. И бабахнула. Сначала вспомнил, как ломал стулья о свои плечи. Потом таскал девчонок на руках. Лица у них почему-то были синие. А потом Серый что-то говорил громким и жарким шёпотом. Девчонки пропали и свет был неяркий, даже музыка уже не гремела. Так, и о чем же они там говорили? Ага, мертвый кетт. Нет, не мертвый, умирающий. Легенда? Нет, что-то из жизни. Кетт оставил Греку координаты планеты… Той самой, о которой они мечтали в студенчестве. Таких сказок в жизни не случается, это бред. Впрочем, нет, это в его жизни не случается, а вот в жизни Леванского могут быть фотомодели в постели, грант на ветряную мельницу и пятерка по экономике, единственная на всю академию. Но кетт и координаты планеты? Черт знает…

– Вот контракт. – Он перестал улыбаться, все было уже решено. – Ты сам вчера сказал, что мы не живем, а влачим жалкое существование. Это шанс все изменить. Ты же не собираешься всю жизнь таскать трехногих лягушек в своем трюме?

– А что с ними, кстати?

– Я продал их твоему заказчику по тройной цене.

– Этому жмоту?

– Да, ему. Это были последние лягушки, ведь ты больше не летаешь.

Вот еще новость. Да, он конечно не против лететь за пустой планетой, чтобы воссоздать на ней свободное и совершенное общество, чтобы потом величественно возглавить его и мудро править до скончания веков, но не прямо сейчас, не после такой бурной ночи… Он все помнит: мертвый кетт, координаты, они…он… он согласился продать К 14, но как же так… Ведь не так резко, надо сопоставлять фантазии и реальную жизнь! Корней одним глазом аккуратно скользнул по контракту, который небрежно лежал на краю стола. Из тонкого пластика, как сто лет назад, с золотым песком и красными нитями гранита. Романтика, как в пиратских фильмах! Когда он увидел цифру, непроизвольно икнул и втянул голову. Два миллиона кредиток. Что еще за новости, его старая «калоша» не стоит и полторы тысячи.

– Раритет, – Грек проследил его взгляд, – я там в гараже кое-что в нем подправил, в общем, таких «калош», как ты говоришь, осталось всего две во вселенной, твоя и в музее на Гвале…

– Да ну, я лично видел в гвальском космопорте…