Читаем Все радости жизни полностью

Камаев выключил магнитофон, откинулся на спинку стула. «Пожалуй, здесь же, рядом, нужно записать показания Савельевой. Она излагает события совсем иначе». Он отыскал нужный лист и продолжал диктовать: «Я работаю с Белозеровым в одном корпусе. Двадцать восьмого апреля, после того как мы управились, он ушел на конный двор за лошадью, а я поехала обедать. До одиннадцати была дома, потом вернулась на ферму. Володя кормил лошадь. Я поехала за силосом и привезла воз. Володя тоже съездил, потом поставил на телегу ящик и поехал на мебельную фабрику за опилками. В это время прибыли работники милиции и спросили, где Белозеров. Я сказала. Спросили, во что он одет. Я ответила: „В зеленые брюки, клетчатую с серыми полосками рубашку и в синий хлопчатобумажный пиджак“».

Александр Максимович прокомментировал на ленту: «Это очень важно: одежда убегавшего была другой». И продолжал начитывать показания Савельевой:

«До того дня Серегин носил длинные волосы, они у него на пиджаке лежали, а двадцать девятого или тридцатого подстригся. Я слышала, что двадцать восьмого апреля трактором сбили женщину, но кто это сделал, не знаю. Да, утром в корпусе супруги Глотовы и Серегин пили водку. Зина пьянее всех была, еле на ногах держалась».

Это первый допрос Савельевой, а что она показала на втором? Александр Максимович пробежал пальцами по нужному листку. Есть кое-что интересное. Запишем: «О том, что женщину задавил Белозеров, говорили многие, но как-то с опаской. От людей я слышала, что мать Белозерова грозила: „Если кто на моего Вовку покажет, спалю хозяйство“».

Эта женщина выкладывает все, что знает — и «за» и «против». Слух об угрозе возьмем на заметку и проверим в судебном заседании: кто говорил, когда и при каких обстоятельствах. Анна Никифоровна такое утверждение Савельевой отмела начисто: «Не было того! А что говорят, так теперь на нас все валить можно, — и огорошила неожиданно здравой догадкой: — Та же Зинка Глотова могла все придумать. Ей же выгодно!»

Могла и Глотова. Не забыть вот что: Глотова и Савельева говорят, что пришли на ферму около одиннадцати, то есть одновременно. Почему же они не видели друг друга? Стоп! Стоп! Стоп! Если Глотовой к моменту приезда Савельевой на ферме не было, значит, Глотова уехала на тракторе раньше, и это также значит, что в этой части она дает ложные показания! Есть над чем подумать. Не первый ли это кирпичик в фундаменте защиты?

Сомнения в достоверности показаний Глотовой у Камаева возникли еще при знакомстве с делом — слишком выделялись белые нитки, которыми они были сшиты. Утверждала бы Глотова, что сама уговорила Белозерова поехать разыскивать мужа, другое дело, так еще могло быть. Но в то, чтобы Белозеров едва ли не насильно повез ее в поселок и она, бедная сиротка, даже выпрыгнуть не успела (зачем было залезать в машину?), не верилось. Липа все это! Но что-то мешало пока прийти и к убеждению в невиновности Белозерова.

Часа три еще просидел за столом Александр Максимович, записывая на пленку показания свидетелей и свои замечания к ним, давно его мучила жажда, несколько раз порывался сходить на кухню, чтобы утолить ее, и забывал. С улицы доносились возбужденные крики ребятишек — они играли в войну, — этажом выше шумно отмечали какое-то событие. Александр Максимович услышал все это, когда наверху началась неистовая пляска. Услышал и решил размяться, выпить наконец стакан воды.

Пока бродил по квартире, мысли в разные стороны разбежались. И о погоде, которая никак не установится в эту зиму, подумалось, и о делах в суде на будущей неделе, и о том, что забыл написать письмо старому другу в Шадринск, и о том, что надо в конце концов сделать колонку в ванной. Пусть и чурками ее топить придется, все своя горячая вода будет. Полчаса, наверное, прошло, пока снова к делу Белозерова вернулся. Утром еще в квартире сына услышал по радио фразу: «Когда есть два решения, одно из них должно быть верным». Усмехнулся над ее «мудростью», но запомнил. Теперь же перефразировал на свой лад: «Когда есть две версии, одна должна быть правильной». — И стал прорабатывать эти версии.

Необычности ситуации — женщину задавили трактором, а привлекают к ответственности скотника — после первого знакомства с Анной Никифоровной он удивлялся напрасно. Скрыла тогда Анна Никифоровна одну очень важную деталь: ее Володя умел управлять трактором и мог оказаться на нем в поселке. Итак, допустим, что Красикову сбил Белозеров. Семнадцатилетний парнишка. Естественно ожидать, что после серьезной психологической травмы должен наступить какой-то резкий перелом. Савельева же, первая увидевшая Белозерова после совершения им предполагаемого преступления, ничего необычного в поведении обвиняемого не заметила.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Клуб банкиров
Клуб банкиров

Дэвид Рокфеллер — один из крупнейших политических и финансовых деятелей XX века, известный американский банкир, глава дома Рокфеллеров. Внук нефтяного магната и первого в истории миллиардера Джона Д. Рокфеллера, основателя Стандарт Ойл.Рокфеллер известен как один из первых и наиболее влиятельных идеологов глобализации и неоконсерватизма, основатель знаменитого Бильдербергского клуба. На одном из заседаний Бильдербергского клуба он сказал: «В наше время мир готов шагать в сторону мирового правительства. Наднациональный суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров, несомненно, предпочтительнее национального самоопределения, практиковавшегося в былые столетия».В своей книге Д. Рокфеллер рассказывает, как создавался этот «суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров», как распространялось влияние финансовой олигархии в мире: в Европе, в Азии, в Африке и Латинской Америке. Особое внимание уделяется проникновению мировых банков в Россию, которое началось еще в брежневскую эпоху; приводятся тексты секретных переговоров Д. Рокфеллера с Брежневым, Косыгиным и другими советскими лидерами.

Дэвид Рокфеллер

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное