Все рассказы об отце Брауне

— Полагаю, отец Браун привез с собой множество новых тайн. Кажется, мы на днях о них говорили. Со времени нашей последней встречи ему довелось иметь дело со многими странными людьми.

— Да, мне более-менее известны эти дела — но не методы их разрешения, — отозвался Чейз, задумчиво поднося к губам бокал. — Интересно, не могли бы вы привести мне несколько примеров? В том смысле, расследовали ли вы их при помощи интроспекции?

Отец Браун тоже поднял свой бокал, и в отблесках огня вино сделалось прозрачным, словно дивный кроваво-красный витраж с ликом мученика. Красноватое пламя приковывало его взгляд, все глубже погружавшийся в огонь, словно бокал вмещал в себя море крови всех в мире людей, а душа его, словно ныряльщик, углублялась во тьму низких мыслей и извращенного воображения, туда, где в липком иле обитают ужасающие своим безобразием чудовища. В бокале, словно в алом зеркале, отец Браун увидел очень многое. Дела недавних дней мелькнули малиновыми призраками, примеры, привести которые просили его собеседники, плясали неясными тенями, перед глазами его проносились все рассказанные здесь истории. Сверкавшее отблесками света вино походило на багровый закат над темно-красными песками, где виднелись темные фигуры людей: один из них упал, другой бежал к нему. Потом закат распался на цветные пятна: красные фонарики закачались на деревьях сада, отражаясь алыми бликами в пруду. Затем все цвета вновь слились в красный хрустальный цветок, жемчужину, освещавшую мир, будто алое солнце, кроме тени рослой фигуры в высоком головном облачении древнего жреца. Потом свет стал блекнуть, пока не осталась лишь огненно-рыжая борода, развевавшаяся на ветру над огромным серым болотом. Все это можно было бы увидеть и воспринять иначе, но при ответе на вызов всплыло у него в памяти именно так и начало складываться в эпизоды и доказательства.

— Да, — произнес отец Браун, медленно поднося бокал к губам. — Я помню все очень хорошо…

Зеркало судьи [127]

Джеймс Бэгшоу и Уилфред Андерхилл были старыми друзьями и очень любили совершать ночные прогулки, во время которых мирно беседовали, бродя по лабиринту тихих, словно вымерших улиц большого городского предместья, где оба они жили. Первый из них — рослый, темноволосый, добродушный мужчина с узкой полоской усов на верхней губе — служил профессиональным сыщиком в полиции, второй, невысокий блондин с проницательным, резко очерченным лицом, был любитель, который горячо увлекался розыском преступников. Читатели этого рассказа, написанного с подлинно научной точностью, будут поражены, узнав, что говорил профессиональный полисмен, любитель же слушал его с глубокой почтительностью.

— Наша работа, пожалуй, единственная на свете, — говорил Бэгшоу, — в том смысле, что действия профессионала люди заведомо считают ошибочными.

Воля ваша, но никто не станет писать рассказ о парикмахере, который не умеет стричь, и клиент вынужден прийти к нему на помощь, или об извозчике, который не в состоянии править лошадью до тех пор, пока седок не разъяснит ему извозчичью премудрость в свете новейшей философии. При всем том я отнюдь не намерен отрицать, что мы часто склонны избирать наиболее проторенный путь или, иными словами, безуспешно действуем в соответствии с общепринятыми правилами. Но ошибка писателей заключается в том, что они упорно не дают нам возможности успешно действовать в согласии с общепринятыми правилами.

— Без сомнения, — заметил Андерхилл, — Шерлок Холмс, будь он сейчас здесь, сказал бы, что действует в согласии с правилами и по законам логики.

— Возможно, он был бы недалек от истины, — подтвердил полисмен, — но я имел в виду правила, которым следует многочисленная группа людей. Нечто вроде работы в армейском штабе. Мы собираем и накапливаем информацию.

— А вам не кажется, что и в детективных романах это не исключено? — осведомился его друг.

— Что ж, давайте возьмем в виде примера любое из вымышленных дел, раскрытых Шерлоком Холмсом и Лестрадом, профессиональным сыщиком.

Предположим, Шерлок Холмс может догадаться, что совершенно незнакомый ему человек, который переходит улицу, — иностранец, просто-напросто потому, что тот, опасаясь попасть под автомобиль, смотрит направо, а не налево, хотя в Англии движение левостороннее. Право, я охотно допускаю, что Холмс вполне способен сделать подобную догадку. И я глубоко убежден, что Лестраду подобная догадка никогда и в голову не придет. Но при этом не следует упускать из виду тот факт, что полисмен хоть и не может порой догадаться, зато вполне может заведомо знать наверняка. Лестрад мог точно знать, что этот прохожий — иностранец, хотя бы уже потому, что полиция, в которой он служит, обязана следить за иностранцами. Мне могут возразить, что полиция следит за всеми без различия. Поскольку я полисмен, меня радует, что полиция знает так много, ведь всякий стремится работать на совесть. Но я к тому же гражданин своей страны и порой задаюсь вопросом — а не слишком ли много знает полиция?