Все равно

— Говорю же, умный, — весело крикнула Маринка из задней. — Тело-то хоть и меняется с веками, а все равно своего требует. Только, чур — сам бардак навел, сам и убирать будешь. Хотя нет, с обоев я помогу, тут обычной тряпки не хватит. Уууух, аж мурашки по коже. Ты просто огонь, Витька! Будто три сотни лет скинула, ух! — взвизгнула она, довольной кошкой впархивая в комнату с кружкой дымящегося кофе.

Обрывки окровавленной ночнушки девушка скинула в задней и теперь упруго шагала обнаженной по брызгам крови на половицах. Ни синяков, ни ссадин, только потеки крови и слипшиеся волосы, отброшенные сейчас назад и сколотые заколкой-крабом, напоминали о кровавом безумии. Красивое точеное лицо нетронуто, хотя улыбка выходила жутковатой — многие белоснежные зубки не до конца вылезли из десен. Она заметила мой взгляд и подмигнула:

— Вырастут. За полчасика. Плоть быстро затягивается, с костями посложнее, но тоже не трудно, а зубы почему-то дольше всего.

Она поставила кружку на стол, грациозно присела на корточки и заскользила руками вдоль моего измученного тела. Волны тепла выгнали боль и спазмы. Последними ведьма размяла мои кисти, и я понял, что кости целы и невредимы. Расслабленно вытянулся на полу, с ужасом ощущая что-то вроде благодарности к ней. Марина хмыкнула и поставила на пол рядом со мной чашку кофе.

— На, пей, тебе тоже нужно. Сам-то почти выше головы прыгнул. Шутка ли, ты ж никогда никого так не трахал, — она уселась на пол, прямо на брызги крови, и привалилась спиной к шкафу. — Ничего, тут привычка просто нужна. Привыкнешь.

Я тоже сел, взял кружку, сделал пару жадных глотков. Ярость, боль, стыд, вожделение — все улетучилось, испарилось в мучительном финальном взрыве. В душе было пусто.

— Ты ведь специально провоцировала. Зачем?

— Люблю я так. Боль и наслаждение на контрасте ярче, а обычный секс приедается за столько лет. Тебе же тоже понравилось.

— Тебя вообще можно убить?

— Конечно, а как же. Всех можно. Хочешь знать как?

— Хочу, — не раздумывая ответил я.

— Нууу, добрый молодец, смерть моя в золотом ларце, в хрустальном яйце, на конце иглы серебряной. Ларец тот в утке, утка в зайце, заяц в щуке, щука в… ээээ, ну не знаю, в верблюде, что ли… А верблюд тогда в ком, он же здоровый… — Марина притворно задумалась, уперев палец в лоб.

— Издеваешься, — опустошенно вздохнул я и глотнул ещё кофе.

— Конечно, а чего ты глупости спрашиваешь? Имя тебе истинное скажи, как убить скажи. Может, тебе ещё ключ от квартиры, где деньги лежат? Пей давай, и убираться будем. Пахнет, — она сморщила тонкий носик. — В запале-то оно только раззадоривает, а сейчас, пока сытая — ни к чему. Да и беспорядок.

Я выплеснул почти полную кружку обжигающе горячего кофе ей в лицо и вцепился в волосы. Выволок визжащую и упирающуюся девушку в заднюю и принялся методично бить виском об угол подтопка. На третьем ударе услышал то, чего ждал — хруст височной кости. Руки и ноги Маринки хаотично задергались, она забилась сильнее прежнего, но я продолжал молотить её головой об угол печи, сминая и кроя череп, пока кровь не брызнула мне в глаза, заставив зажмуриться и сморгнуть.

Марина все так же сидела возле шкафа и весело смотрела на меня, горячая кружка кофе жгла мне руки. Почти полная.

— Отвел душу? Хватит уже, Вить, я пока не хочу играть больше. Ты и правда хорош, сытая я сейчас. Завтра, может. Допивай давай, убирать надо, пока не засохло.

— Голову заморочила?

— Ну не череп же опять заново лепить после наших игр. Да и ты свалишься, даже породистого жеребца можно насмерть загнать, уж поверь моему опыту. Пойду, воды с тряпками принесу.

Мы прибрались в передней. Последние капли злости и воли выплеснулись на бесплодную попытку размозжить ведьмину голову о печь. Я апатично елозил тряпкой по полу и выносил тошнотворную багровую воду за ворота, в указанную Мариной канаву, а она водила ладонью над брызгами на стенах и что-то еле слышно шептала. Тихий шепот звучал оглушительно. От него болели уши, мерцали и тонко пощелкивали лампочки, в комнате становилось темнее. Тени наливались чернильной густотой, начинали жить своей жизнью и тоже что-то шептать. Но брызги исчезали, как не было. Когда я спросил, нельзя ли так же убрать и кровь с пола, она посмотрела на меня, как на идиота.

— Тут не меньше литра, Вить. Литр ведьминой крови им скормить, ты хоть представляешь, что тут начнется? Хотя откуда. Не стоит, в общем. Воду смени.

Потом мы смыли с себя кровь и грязь в темной тесной и холодной бане. Воду в котле она подогрела ещё одним оглушительным шепотком, от которого с тонким печальным звоном перегорела и треснула маленькая лампочка. Пришлось открыть дверь в предбанник и мыться в падающем оттуда тусклом свете. Я вдруг заметил, что почти не боюсь древнюю тварь в обличье прекрасной женщины. Привычно полил ей на волосы из ковша, когда она попросила. Бордовая мутная вода убегала во тьму между досками.