Все разбитые осколки

Я запираюсь в спальне, направляюсь к ящикам напротив кровати, открываю верхний, достаю кружевное нижнее белье и флакон ее духов. Здесь она была так близко ко мне, но все же недостаточно. Я был полутвердым с тех пор, как оставил ее в этом чертовом душе, даже после того, как она сказала мне перестать ее трогать. Наверное, у меня был фэтиш к отказу, потому что, черт возьми, я словно чертов подросток, подносящий эти трусики к носу. Воспоминания о ее теле, о ее стонах еще больше заводят меня, делая член твердым до тех пор, пока он не начинает болезненно напрягаться.

Я сжимаю себя в кулаке, ее трусики все еще прижимаются к моему лицу, и я дрочу, зная, что она всего в нескольких дверях отсюда. Я трахаю себя воспоминаниями о ее раздвинутых бедрах и блестящей киске, издавая стон удовольствия достаточно громко, чтобы знать, что она меня слышит.

— Эмери, Эмери, Эмери, — повторяю я ее имя, мой член дергается в кулаке, чувствуя, как мои яйца начинают сжиматься, по спине пробежала волна удовольствия. Я опускаю ее трусики, прижимая их к своему члену, продолжая дрочить, и, словно вызванный воспоминаниями, клянусь, я слышу тихий, хриплый стон из комнаты напротив меня, и это меня уничтожает. Я тяжело кончаю в красное кружево, стону, все мои мышцы напряжены.

Я кладу ее нижнее белье в корзину, чтобы постирать, и быстро привожу себя в порядок, прежде чем отправиться в постель с флаконом ее духов в руке. Я распыляю его один раз на вторую подушку, на которой никто никогда не спал, а затем забираюсь под одеяло, вдыхая аромат Эмери и солнечного света.

Глава 14

༺Эмери༻

Он проводил меня в гостевую спальню и ушел, не сказав ни слова. Я стояла как вкопанная у двери, комната раскинулась передо мной, чистая и изысканная, как и весь остальной дом. Большая кровать не была похожа на ту, которую я заметил в спальне Атласа, эта была простая, с плоским изголовьем и чистым серым постельным бельем, тогда как его кровать с четырьмя столбиками была достаточно большой, чтобы вместить несколько людей. Если я правильно разглядела, то на них были крючки, но я слишком боялась ходить по его комнате дальше. Вместо этого оделась в футболку и пошла на его поиски, но теперь мне было любопытно… зачем ему крючки на столбах?

Он использовал их для чего-то?

Мой разум прокручивал разные сценарии, а затем мои щеки вспыхнули от осознания этого. Веревка. Или цепи, или что-то в этом роде. Вот зачем, верно? Он использовал их на множестве женщин, приходящих к нему в дом.

Всплеск ревности заставил меня чувствовать себя неловко, а любопытство пошатнуло мои моральные установки. Каково было бы быть связанной им? Использованной и оттраханной с ограниченной подвижностью. Это то, что ему нравилось?

Я сглатываю и делаю шаг к кровати, чувствуя неприятный жар, расцветающий внутри меня, которое не утихнет сегодня ночью. Вот только мои ноги останавливаются при звуке глубокого мужского стона, который, кажется, эхом раздается в моей голове еще долго после того, как звук умолк. Нельзя было ошибиться в том, что это было, и, услышав это раньше, я точно знала, что вызывает такие звуки. И это только делало меня еще горячей, влажнее. Я прижимаю бедра друг к другу, надеясь подавить потребность прикоснуться к себе, чтобы облегчить боль.

И тут я слышу свое имя.

Эмери. Эмери. Эмери.

Господи. Блядь.

Стон вырывается из меня, хриплый и бессмысленный, и я слышу его, когда он кончает.

Я знала вид его удовольствия, чувствовала его, и от этих образов я была настолько влажная, что возбуждение вытекает на внутреннюю часть моих бедер. На этот раз я подавляю стон и забираюсь на кровать, шаркая под одеялами, и смотрю на дверь в комнату. Свет, просачивающийся из-под него, гаснет, и в моей комнате становится совсем темно. Ни свет, ни звук не проникают в комнату, как будто этот дом находился в совершенно другом городе, далеко-далеко от всех и всего.

Я лежала там в темноте, кажется, несколько часов, жар сжимался внизу моего живота, между ног. Он был прямо там.

Я не должна…

Я не должна…

Но, черт возьми, я хотела его.

Я встала с кровати и оказалась у двери, тихо поворачивая ручку, как будто боялась разбудить его, но разве не в этом был план? Разбудить его и позволить ему успокоить эту боль во мне?

Я не знала. Мои ноги бесшумно передвигаются по коридору и останавливаются у его закрытой двери. Я пыталась контролировать свое дыхание, пыталась остановить его прерывистый звук, но, тем не менее, оно было громким.

Что я делала?

Я качаю головой, это было так глупо! Кто идет в чужую комнату посреди ночи, потому что он так чертовски возбужден, что это причиняет боль?

«Просто разберись с этим сама,» — упрекаю я себя, собираясь отойти в сторону, но затем дверь открывается, и он тут же оказывается там.

Высокий, широкоплечий, окутанный тенью и тусклыми лучами света, льющимися из окон. Впадины его живота кажутся резкими и твердыми, мышцы напряжены.

Его грудь вздымается от собственного дыхания.

— Атлас… — шепчу я.

— Внутрь и на колени, Эмери. Сейчас же.