Все романы об Эмиле Боеве

— Допускаю, что здесь не так, как в Вене, — замечает Однако на выходе из заведения. — Однако в чем именно разница — судить тебе. Я ведь не из тех, избранных, которые ездят на Запад так же запросто, как иные — на трамвае в Княжево.

Продолжая кричать, как это делал в журналистском кафе, пытаюсь выяснить у своего приятеля некоторые подробности хозяйственно-финансового толка, но безрезультатно, так как он знаком с ними не лучше моего.

— Я понял, что тебя интересует, но ты обратился не по адресу. Я направлю тебя к Весо Контролю. Он тебя просветит. Определись только с местом и временем, а остальное предоставь мне.

— Не слишком ли шикарное заведение? — спрашивает Контроль, опасливо оглядываясь по сторонам.

— Что здесь шикарного? Обыкновенная забегаловка.

— Я в том смысле, чтобы вы не слишком потратились.

— Такой опасности нет. Цены тут доступные. Или почти доступные.

— Вам лучше знать. Лично я уже давно никуда не хожу.

Под «уже давно» он, вероятно, подразумевает «много лет».

— Как ты можешь переживать по поводу таких мелочей, когда через твои руки проходили миллионы? — спрашиваю, незаметно переходя на «ты».

— Миллионы проходили через руки тех, кто их получал и тратил, — уточняет Весо. — Я же имел дело с цифрами. А цифры, как вы понимаете, сколь велики бы они ни были, не потратишь.

Я выбрал субботний послеобеденный час, когда в этом заведении спокойнее, чем обычно. Вообще же, тут весьма оживленно. Детвора и молодежь слетаются сюда на легендарных кентуккских цыплят, довольно безвкусные, как всякая еда из полуфабрикатов.

Занимаем столик, заказываем американский деликатес и начинаем его потреблять. Я никогда не был особенно близко знаком с Контролем, к тому же не видел его несколько последних лет, а потому позволяю себе бросить на него беглый оценивающий взгляд. Обычное пристрастие людей третьей молодости разглядывать друг друга в надежде обнаружить, что сами они выглядят моложе того постаревшего бедняги, которого они рассматривают.

О Весо нельзя сказать, что он постарел. Загорелый, стройный и на вид крепкий, он, как всякий, кто, по меткому выражению, сложен как щепка, сидит прямо и увлеченно грызет ножку, соблазнительную на вид и резиновую на вкус. Мне известно, что в его бытность влиятельным чиновником Комитета государственного контроля он на многих нагонял дрожи своей строгостью. Весо, однако, был лишен таких характерных для некоторых его коллег черт, как грубость и плебейское сознание своего могущества. Худой, скромный и тихий, как отшельник. И я бы добавил — мягкий, если бы не знал за ним повременных выбросов сдерживаемой энергии гончей, готовой по первому знаку пуститься в лихую погоню за жертвой. Некогда Контроль был знаменит тем, что никому не удавалось выскользнуть из его рук.

Он одет в темно-синий, в общем-то, приличный костюм. Вероятно, это его последний костюм, который он повесил в шкаф в расчете быть в нем похороненным и который вынужден был сегодня снять с вешалки. Этот костюм уже до некоторой степени поношен, и если смерть помедлит со своим приходом, то это помешает Весо встретить ее в более-менее пристойном виде.

На десерт выпиваем по бутылочке горького швепса.

— Как ты предпочитаешь, чтобы мы друг к другу обращались — на «вы» или на «ты»?

— Как пожелаете. Я лично всегда предпочитал вежливую форму. Это, с одной стороны, не задевает достоинства подозреваемого, а с другой стороны, сохраняет дистанцию между ревизором и проверяемым.

— Правильный подход, — соглашаюсь. — Но поскольку мы пришли сюда не для того, чтобы ревизовать друг друга, я бы предпочел более простую манеру общения. Кстати, а почему ты ушел из Комитета? Или тебя выгнали?

— Я бы употребил несколько иное выражение. Меня сократили по той простой причине, что упразднили сам Комитет.

— В каком смысле?

— В самом прямом: упразднили систему государственного контроля. Иначе процесс разворовывания происходил бы медленнее и с бо́льшими затруднениями.

— Мне думается, воруют и там, где такой контроль осуществляется.

— Это все равно, что сказать: преступления совершаются и в странах, где действует уголовный кодекс. Государственный контроль — не панацея, но он является мощным сдерживающим инструментом.

Он ненадолго умолкает и смотрит на меня слегка укоризненно за то, что я заставляю его напоминать азбучные истины.

— Вы помните, за что посадили в тюрьму всемогущего Аль Капоне? За неуплату налогов. Он совершил десятки кровавых преступлений, но посадить его смогли только за неуплату налогов.

— Вы абсолютно правы.

— Если вы следите за последними новостями, то, наверное, знаете, у скольких всемирно известных политических лидеров оборвалась карьера, когда стало известно о незаконном финансировании их партий.

— И это верно, — соглашаюсь. — Но что вы скажете, если мы перенесем нашу дискуссию на родную почву?

— Надеюсь, вы пригласили меня не на дискуссию. Вопрос о контроле для меня не дискуссионный вопрос. Каждый хозяйствующий субъект, в том числе и государство, имеет право держать под контролем свое имущество.