Я не из тех счастливчиков, которым будущее рисуется в розовом свете. Я всегда допускал наличие той или иной опасности, которая может возникнуть на моем пути в любой момент. Но я никогда не допускал, что наступит время, когда возвращение на Родину станет для меня таким же рискованным делом, как проникновение на вражескую территорию.
При худшем развитии событий меня арестуют прямо на границе. В лучшем же случае Манасиев даст мне несколько дней передышки и уже потом вызовет к себе.
На деле же события развиваются по некоему срединному варианту: задерживают меня прямо в Калотине, но везут не в полицию, а к полковнику.
На этот раз место встречи — где-то в районе Драгомана. Снова неприметный казарменный барак, но без собаки. Манасиев один. Сидит на койке и читает газету. Отрывает глаза от текста, небрежно кивает в знак приветствия и указывает на стул.
— Какие новости?
Даже «здравствуй» не сказал. Значит, сердит.
— Новости вам известны.
— Но не известны подробности.
— Главная подробность в том, что объект ликвидирован.
— Это и без того известно из газет… Погоди, почему «ликвидирован»?
— Это я вам говорю.
— Откуда ты знаешь?
— Он умер у меня на руках.
Полковник уже не так безразличен. В газетах пишут, что Табаков бежал, спасаясь от пожара, и с ним случился инфаркт.
Вкратце рассказываю о случае в «Эдельвейсе» и о последних минутах ТТ. Когда дохожу до эпизода с завещанием, Манасиев уже не пытается играть в безразличие.
— Где завещание?
Достаю бумагу и передаю ему.
— Но здесь только: «Я, ниже подписавшийся Тр…»
— Я ведь сказал, что именно в этот миг его хватил удар.
И чтобы направить его разочарование в другое русло, добавляю:
— Он сказал, что этот текст не является юридическим документом и что он подписывает лишь для того, чтобы угодить мне.
— Эх, Боев, Боев, — произносит укоризненно полковник. — Я тебе всегда говорил, что эта твоя привычка все делать на свой страх и риск, — твой самый большой недостаток. Почему, когда мы виделись в прошлый раз, ты ничего не сказал о завещании? Наши люди подготовили бы тебе юридически грамотный текст, а вместо этого ты таскал с собой эту ничтожную бумажку…
— Вот взяли бы и подготовили мне юридически грамотный текст завещания. Откуда мне было знать все эти тонкости?
И чтоб он не подумал, что я перекладываю ответственность на его плечи, добавляю:
— До этого он категорически отказывался что-либо подписывать, а когда наконец согласился, ему не хватило времени даже поставить подпись. Так что, форма документа в данном случае не важна: результат был бы одинаковый.
— Может, ты и прав. Но хватит об этом… Впрочем, есть одна мелочь. Этот текст, который ты мне дал, это ведь ксерокопия.
— Естественно.
— А где оригинал?
— В Вене. В надежном месте. Не мог же я тащиться через пол-Европы с оригиналом такого документа, пусть и юридически ничтожного!..
— Надеюсь, ты помнишь, где он хранится.
— Склерозом пока не страдаю.
— Тогда назови место.
— Сейчас я могу лишь сказать, что без моего личного участия оригинала вам не получить.
— Значит, обеспечил себе серьезный повод для еще одной поездки в Вену. Понимаю тебя. Красивый город.
— Если бы я цеплялся за Вену, господин полковник, то не сидел бы сейчас перед вами.
— Хорошо, хорошо. Я же сказал: оставим это пока. Расскажи-ка лучше, как состоялась публикация в «Ди Прессе»? Кто передал материалы, кто связался с редакцией и прочее?
— Я не в курсе.
— И вообще не задавался этим вопросом?
— Конечно задавался. Человек, который передал материалы, был необыкновенно хорошо информирован. А вам лучше моего известно, кто может быть так информирован.
— Нам даже известно, кто именно это был. Но сейчас я спрашиваю тебя.
— Полагаю, вы имеете в виду Табакова. Но раз вам интересно мое мнение, то скажу, что сомневаюсь в этом.
— И на чем основаны твои сомнения?
— Ну, во-первых, не представляю себе, как он мог послать эти материалы с того света. А во-вторых, в этих материалах содержатся сведения, изобличающие его самого.
— Да, один пустяковый пункт, касающийся его руководства внешнеторговой фирмой. Да за такие пустяки даже в те времена избегали ответственности. Скажи, почему в таком случае в этих материалах нет ни словечка, к примеру, о пресловутой фиктивной сделке с африканской древесиной, в которой он участвовал?
— Не будем забывать, что публикация еще не завершена.
— Не думаю, что она будет продолжена.
— Дай бог, чтоб вы оказались правы. В любом случае не вижу смысла для Табакова прижизненно публиковать подобные материалы. А если предположить, что они были получены редакцией газеты после его смерти, то тем более он не мог их передать.
— Ладно, хватит пока об этом. Скажи лучше, что ты думаешь по третьему пункту.
Не считаю нужным уточнять, поскольку знаю, что третий пункт, и он же самый важный, — деньги. Передаю разговор с Кристой о планах по созданию фонда.
— Фонда им захотелось! Просто нашли удобный способ прикарманить его миллионы, — ворчит Манасиев.
— Знаете, я не очень разбираюсь в подобных вопросах, но мне кажется, что надежда все-таки остается.
— И в чем она, по-твоему?