Странной приседающей походкой (результат ревматизма и постоянных выражений почтения властям) староста повел гостей к себе. Европейцев неотступно сопровождала толпа детей и все прибывавшая стая тявкающих собак, чрезвычайно взволнованных появлением оробевшей, жавшейся к хозяйским ногам Фло. Со всех порогов на «английку» простодушно глазели круглые смуглые лица.
Это была одна из прятавшихся в сумраке джунглей деревушек, на протяжении дождливого сезона – крохотных лесных Венеций с каноэ вместо гондол. Дом старосты отличался от других хижин несколько большим размером и крышей из рифленого железа. Невыносимо грохотавшая в дождь крыша являлась главной гордостью владельца, хотя эти тщеславные расходы сильно уменьшили его вклады в строительство святилищ и соответственно шансы на нирвану. Торопливо взобравшись на крыльцо и пнув в бок спавшего под навесом парнишку, староста, с очередным нижайшим поклоном, пригласил гостей войти внутрь.
– Зайдем? – предложил Флори. – Полагаю, нам еще полчаса дожидаться.
– А на веранде посидеть нельзя? – возразила Элизабет, после чаепития у Ли Ейка решившая всячески избегать посещения туземных гостиных.
В доме засуетились, и вскоре староста с парнишкой и еще какими-то помощницами доставили на террасу два стула, изобретательно украсив их пунцовыми цветками мальвы, а также кустиками росших в консервных банках бегоний, превратив стулья таким образом в некий нарядный двойной трон. Староста притащил также чайник, связку длинных ярко-зеленых бананов и полдюжины черных сигар, но уж от предложенной чашки чая – по виду, пожалуй, еще отвратительнее, чем у тех китайцев, – Элизабет отказалась.
Смущенно потирая нос, староста спросил у Флори, не желает ли молодая тхэкин-ма для чая молоко (он что-то слышал про английский чай с молоком), а то можно быстро сбегать, поймать корову и подоить ее? Однако Элизабет, решительно отвергнув чай, попросила Флори послать за одной из бутылок содовой, заботливо припасенных Ко Сла. Огорченный столь явным неудовольствием важных гостей, староста виновато ретировался.
Прислонясь к столбику навеса, Флори изображал, что курит преподнесенную хозяином сигару, а Элизабет, так и не выпуская из рук прекрасного ружья, нетерпеливо осаждала спутника вопросами:
– Скоро уже? А патронов у нас хватит? А сколько загонщиков? Как я мечтаю об удаче! Думаете, мы сумеем кого-нибудь подстрелить?
– Какую-нибудь мелочь, надеюсь, собьем. Парочку голубей или диких кур, их во все сезоны полно. Хотя местные предупреждают, что сейчас тут и леопард бродит, на прошлой неделе вола загрыз.
– Леопард! О, вот бы нам застрелить леопарда!
– Боюсь, маловероятно. Главное правило здешней охоты – ни на что не рассчитывать. Почти всегда впустую. Джунгли кишат дичью, но порой и ружье не вскинешь.
– Почему?
– Сплошные заросли, добычу в пяти шагах не различишь, а если и заметишь, так на долю секунды, – вмиг исчезнет. Притом вода всюду, и прочных мест обитания нет. Бродяги тигры, бывает, уходят за сотни миль. И все зверье необычайно чуткое, подозрительное, нередко ухитряется даже загонщиков обойти. Я в молодости ночи напролет просиживал в засадах возле тухлых коровьих туш – ни один чертов тигр не приблизился.
Элизабет, сладко поежившись, передернула лопатками от удовольствия. Любые полслова об охоте радовали и веселили ее; в минуты подобных рассказов Флори ей нравился, по-настоящему нравился. Вот если бы вместо дурацких книг, стихов и всего этого искусства он говорил бы о засадах! В приливе восхищения она залюбовалась им: таким эффектным, таким мужественным, в распахнутой у горла полотняной рубашке, армейских шортах, крагах и высоких охотничьих ботинках. Красивым ей сейчас казалось и его загорелое, изборожденное морщинами – какое-то «солдатское» – лицо (Флори стоял в профиль, и меченая щека была не видна).
– Прошу вас, расскажите мне
Он рассказал, как много лет назад убил паршивого старого людоеда, разорвавшего одного из его кули. Описал ожидание на дереве в мачане, жужжание несметных москитов, приближавшиеся из темноты парой зеленых фонарей звериные глаза, храп и чавканье хищника, явившегося дожрать оставленный для приманки труп носильщика. Говорил Флори довольно лаконично, опасаясь сходства с тем занудой из колоний, который вечно ко всем пристает с красочными историями про свою тигриную охоту. Но она снова лишь восторженно передернула лопатками. Флори не представлял, сколь благотворно действуют на нее подобного рода сюжеты из его уст, изгоняя неприятный осадок от обычных его, скучных и коробящих, рассуждений.
На тропинке, возглавляемые жилистым седым стариком, показались шестеро пышноволосых парней с длинными дахами на плечах. Один из них что-то крикнул. Выглянувший староста объявил, что загонщики готовы и, если молодую тхэкин-ма не смущает жара, можно идти.