Читаем Все самое важное для жизни я узнал в детском саду полностью

Эту историю я назвал «Загадка Двадцать пятой северо-восточной авеню». Она раскрывает фундаментальные, чуть ли не вселенские законы. А говорится в ней просто-напросто о том, как мы жили одно время в самом конце тупиковой улочки — всего два квартала домов, — упиравшейся в подножие холма.

Прежде всего надо сказать, что улочка была малопривлекательная — то есть, никак не манила пройтись или проехать по ней: узкая, извилистая, загроможденная. Фургон Эда Уэтерса, принадлежащая его брату двухтонка производства «Дженерал моторс», старый автоприцеп Диллсов — вот лишь малая часть автопрепятствий. Но с Девяносто пятой улицы она все же просматривалась до самого конца.

На Девяносто пятой висели два указателя — по одному на каждой стороне. Огромные желтые щиты с черными буквами. На обоих — одинаковая надпись: «ТУПИК». А дальше, уже в конце нашей улицы, висел еще один указатель: огромный, черный, с белыми буквами, с полосками, со световыми отражателями — в общем, все как надо. И на нем надпись: «ТУПИК». О тупике знак предупреждал четко, ибо висел прямо по центру и виден был издалека.

И что же вы думаете? Люди все равно ехали дальше, до самого конца. Не чуть-чуть дальше, заметьте, и не до того места, где уже и дураку понятно, что указатель не обманывает. Нет, мой читатель! Они проделывали весь путь, подъезжали прямо к указателю — огромному, черному, с полосками, тому самому, что предупреждал: «ТУПИК».

Они читали надпись: раз, другой, третий. Словно иностранцы, которым нужно перевести — тогда поймут. Они смотрели направо и налево: искали — нельзя ли где объехать. Некоторые потом еще сидели две-три минуты в машине: соображали, в чем дело. Затем давали задний ход и пытались развернуться как можно ближе к знаку. При этом занимали все пространство между нашей лужайкой, клумбой ярких ноготков соседки, миссис Полски, и кустами ежевики на противоположной стороне и, как правило, мяли всего понемногу. Но вот машина развернулась, и теперь водитель, казалось бы, должен медленно, в задумчивости тронуться в обратный путь. Не тут-то было! Машина с ревом срывается с места и мчится так, будто удирает от какой-то ужасной опасности. И так — всегда и абсолютно все, кто бы и на чем бы ни приехал, и средь бела дня, и непроглядной ночью. Полицейские машины и те раза два побывали, а однажды и огромная пожарная припожаловала.

Что это — врожденная недоверчивость или врожденная глупость? Честно говоря, я и сам не знаю. Мой друг-психиатр сказал, что это пример подсознательной потребности отрицать — каждому хочется, чтобы дорога, то есть Путь, никогда не кончалась. Потому-то едут и едут дальше, сколько можно — даже наперекор четкому указателю. Каждому хочется верить, что для него дорога не кончится, что он исключение. Но, увы, дорога кончается для всех…

Теперь я это вспоминаю и думаю: а что, если бы я тогда напечатал слова друга-психиатра на карточках, карточки положил бы в ящичек, прикрепил его к указателю «ТУПИК» и оставил рядом такую записку: «Бесплатные памятки для всех желающих узнать, почему они сюда заехали». Так вот, сделай я тогда так, что было бы? Заинтересовались бы? Прочитали? Если да — то что изменилось бы? Поберегли бы люди лужайку, ноготки и ежевику? И ехали бы назад помедленнее?

А может, надо было на вершине холма повесить указатель с такой надписью: «В КОНЦЕ УЛИЦЫ — ПРИДОРОЖНАЯ СВЯТЫНЯ. ПРИЕЗЖАЙТЕ ВЗГЛЯНУТЬ НА ВЫСШИЙ СМЫСЛ ЖИЗНИ». Интересно, что произошло бы с уличным движением?

И сделай я так, стал бы я тогда знаменитым гуру? По имени Свами Тупиками.

Но мы оттуда переехали, и узнать мне об этом — не судьба.


Пришел как-то к своему раввину один человек — горем поделиться. Раввин тот был старый, мудрый и добрый — такими стремятся стать все раввины.

— Равви! Я несчастен! — воскликнул человек, ломая руки. — Мне удается меньше половины всех дел, за которые берусь.

— Вот как?

— Что мне делать? Прошу вас, научите, как быть!

Раввин надолго задумался, а потом ответил:

— Сын мой, вот тебе мудрый совет: возьми альманах «Нью-Йорк таймс» за тысяча девятьсот семидесятый год, открой страницу девятьсот тридцать, прочти — может, и найдешь утешение.

— Ага… — удивился человек, ушел и сделал как сказано.

И что же он там прочитал? Среднестатистические данные о результативных ударах прославленных бейсболистов за всю их спортивную жизнь. Тай Кобб, которому по силе и меткости не было равных, набрал всего 0,367 очка. А Малыш Рут — и того меньше.

Человек снова пришел к раввину и недоуменно спросил:

— Неужели у Тая Кобба так мало очков?!

— Да, так мало. Из трех его ударов успешным бывал лишь один. Кобб даже до половины не дотянул. Так чего же ты хочешь?

— Ага… — удивился человек: ведь он себя в неудачники записал оттого, что только половина всех дел, за которые брался, получалась.

Теология — великая сила, и священных книг на свете — не счесть.


Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное