все сердца разбиваются

Но вернулся и даже пытался шутить; «Шерлок, я поседел из-за тебя!». Пересказывал интересные случаи, махал ладонью перед глазами, привлекая внимание. Однажды взял его за руку — Шерлок хотел наградить его презрительным взглядом, но чувствовал себя слишком усталым для этого. Слишком разбитым.

Лестрейд пожал его пальцы и выпустил. Снова наговорил глупостей — теперь уже в духе того, что «если тебе было так плохо, почему ты не сказал мне? Пошли бы, напились, придумали вместе что-нибудь. Я же здесь, Шерлок, все это время был здесь, и телефон ты знаешь! Для чего еще нужны друзья?..».

Шерлок разлепил губы.

— У меня нет друзей, — сказал он, глядя в стенку. Грег помолчал, переваривая, а потом вдруг погладил его по голове, как маленького.

— Опять не видишь очевидного.

Все эти посещения утомляли Шерлока. Иногда ему хотелось спрятаться, снять с себя трубки и эту чертову больничную пижаму, в которой он чувствовал себя беспомощным и выставленным напоказ. Ему хотелось остаться одному.

Но в то же время он боялся этого.

Шерлок больше не хотел быть один. Из-за этого все и случилось, не так ли? Он просто не хотел быть один.

Он смотрел на белый, бесстрастный фрагмент стены и представлял себе лицо Джона; представлял, как Джон входит к нему в палату и тихонько встает у окна. Или садится в изножье постели, сгорбившись и вздыхая. Шерлок представлял себе это так отчетливо, что временами путал фантазии с реальностью. Просыпаясь, он ожидал увидеть Джона поблизости. Но натыкался взглядом только на несчастную стенку, которую избил его… которую избил его друг.

Шерлок представлял себе, что сказал бы Джон.

— Зачем ты это сделал?

Вечно ему приходилось объяснять самые элементарные вещи.

— Шерлок. Так нельзя. Ты должен стать прежним. Ты должен стать лучше прежнего.

— Я не смогу, — шептал Шерлок, тараща глаза в темноту.

— Не говори ерунды. Конечно, ты сможешь. Ты ведь Шерлок Холмс. Придумаешь что-нибудь.

— Придумаю?..

— Как из этого выбраться. Как начать жить. Я знаю, тебе это по плечу. Ты ведь умный.

— Никто не может быть настолько умным.

— Ты можешь, — говорил Джон, прямо и бесхитростно. И он имел это в виду. Он верил в это.

Так что Шерлоку пришлось поверить тоже.

Он сказал Майкрофту, что хотел бы открыть частную практику. Если в госпитале не будут справляться, если попадется какой-нибудь сложный случай, Лестрейд сможет обратиться к нему. Не то чтобы в больнице работали одни тупицы (в большинстве своем, но не абсолютно весь штат персонала), но Шерлок подозревал, что его авторитетное мнение будет требоваться часто. Он не хотел быть скованным правилами и этикетом клиники, он не хотел больше начальников над собой, спасибо большое. И уж точно он не собирался унижаться, выпрашивая место в больнице или проникая на работу тайком, прячась от Диммока. Но Шерлок мог бы сотрудничать с Лестрейдом, и только с ним. По старой памяти.

В виде большого одолжения.

Лестрейд долго смеялся, а когда понял, что Шерлок говорит серьезно, вышел покурить. Майкрофт поспешил следом, воинственно помахивая зонтом — Шерлок знал, что Лестрейд уступит, да и кто не уступил бы под таким давлением? Майкрофт взял все в свои руки. Он был еще более навязчивым и властным, чем обычно — видимо, сказывалось то, что он резко сократил потребление алкоголя.

Потребовались месяцы, прежде чем Шерлок пришел в форму. Из-за того, что он все порывался встать с кровати, его швы дважды расходились. Донаван пригрозила, что использует закрепительные ремни — и выполнила свою угрозу спустя пару дней. От скуки Шерлок принялся донимать окружающих и зазывать пациентов в свою палату, чтобы поставить им диагнозы. А также прокомментировать все, начиная от внешнего вида и заканчивая личной жизнью. Так что его выписали чуть раньше, чем положено.

Окончательно выздоровел он лишь через год, но даже тогда старые раны порой отзывались болью в ливень, словно у старика. В такие дни он делал две чашки чая вместо одной и смотрел эти забавные передачи по «Discovery», где животные пожирают друг друга.

Шерлок вел себя идеально. Он никогда не хамил миссис Хадсон (ну, разве что, когда она выкинула глазные яблоки из супницы), почти не хамил брату и хамил пациентам, но всегда искупал это спасением их никчемных жизней. Раз в месяц посещал психолога, скорее для того, чтобы наблюдать, как развивается ее скрытая болезнь, чем ради собственного исцеления. Завел собаку — совсем уж лишнее, но надо ведь было для кого-то играть на скрипке.

Он даже извинился перед Майком Стэмфордом, и тот ответил, что не держит зла. Идиот.

В Бартсе Шерлок появлялся регулярно — заходил в морг, часами просиживал в лаборатории, врывался в кабинет Лестрейда без стука. Повадился донимать нейрохирургов, то расспрашивая об операциях, то указывая на ошибки в их работе. Был в общем-то доволен жизнью.

И ждал. Но не так, чтобы это было заметно. Скрывал даже от себя, что ждет.

Ну не глупо ли?

Все люди умирают; но только не он. Все сердца разбиваются.

Его — осталось целым.