Читаем Все шедевры мировой литературы в кратком изложении полностью

Бледель напал на почти безоружных слуг. Бургундские храбрецы сражались с невиданной отвагой, но только Данкварту удалось вырваться из этой бойни живым. Прорубив себе дорогу мечом, он ворвался в главный зал с известием о неслыханной измене. В ответ Хаген снес голову Ортлиба с плеч, и тут же разгорелся жестокий бой. Бургунды позволили выйти лишь своим друзьям — Дитриху с его амелунгами и Рюдегеру с бехларенской дружиной. Властитель Берна спас от неминуемой гибели и Этцеля с Кримхильдой. Нибелунги, перебив семь тысяч гуннов, выбросили трупы на лестницу. Тогда в кровавое побоище бросились датчане с саксами — нибелунги перебили и их. День близился к вечеру, и бургунды попросили перенести сражение во двор. Но мстительная Кримхильда потребовала голову Хагена — и даже Гизельхеру не удалось ее смягчить. Этцель приказал поджечь зал, однако герои стали тушить пламя кровью.

Наутро Этцель вновь послал в бой остатки своей дружины. Рюдегер попытался воззвать к Дитриху, но тот сказал, что бургундов уже не спасти — король никогда не простит им смерти сына. Кримхильда же потребовала, чтобы Рюдегер исполнил обет. Тщетно несчастный маркграф умолял не губить его душу: Этцель в ответ твердил о вассальном долге. Началась самая страшная схватка — в бой вступили друзья. Рюдегер отдал Хагену свой щит: растроганный владетель Тронье поклялся не поднимать на него меча, но маркграф пал от руки смертельно раненного им Гернота. Бехларенцы погибли все до единого.

Амелунги, узнав об этом, горько зарыдали и попросили бургундов выдать тело маркграфа. Старый оруженосец Дитриха Хильдебранд пытался сдержать горячую молодежь, но вспыхнула перебранка, а вслед за ней битва. В этом последнем сражении пали все амелунги, а у бургундов в живых осталось только двое — Гунтер и Хаген. Потрясенный Дитрих, в одночасье лишившийся дружины, предложил им сдаться, обещая сохранить жизнь, но Хагена это привело в безумный гнев. Бургунды были уже измучены схваткой. В отчаянном поединке властитель Берна пленил обоих и передал Кримхильде, умоляя пощадить их. Кримхильда пришла в темницу к Хагену с требованием вернуть клад. Владетель Тронье ответил на это, что поклялся не раскрывать тайну, пока жив хоть один из королей. Кримхильда приказала убить Гунтера и принесла Хагену отрубленную голову. Для владетеля Тронье наступил миг торжества: он объявил «ведьме», что теперь клад не достанется ей никогда. Кримхильда собственноручно отрубила ему голову, и Этцель не смог сдержать рыданий — женской рукой был убит храбрейший из витязей. Старик Хильдебранд в негодовании сразил «дьяволицу» мечом. Так погибли нибелунги — достойнейших и лучших всегда ждет безвременная смерть.

Е. Д. Мурашкинцева

НИДЕРЛАНДСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Эразм Роттердамский (Erasmus Roterdamus) [1469–1536]

Похвала Глупости (Morial Encomium [sive] Stultitial Laus)

Сатирическое сочинение (1509)


Глупость говорит: пусть грубые смертные толкуют о ней, как им угодно, она же дерзает утверждать, что ее божественное присутствие, только оно одно, веселит богов и людей. А посему сейчас будет произнесено похвальное слово Глупости.

Кому, как не Глупости, подобает стать трубачом собственной славы? Ведь леностные и неблагодарные смертные, усердно ее почитая и охотно пользуясь ее благодеяниями, в продолжении стольких веков не удосужились воздать в благодарственной речи похвалу Глупости. И вот она, Глупость, щедрая подательница всяческих благ, которую латиняне зовут Стультицией, а греки Морией, самолично выступает пред всеми во всей своей красе.

Итак, поскольку далеко не всем известно, из какого рода она происходит, то, призвав на помощь Музы, прежде всего излагает Глупость свою родословную. Отец ее — Плутос, который, не во гнев будет сказано Гомеру, Гесиоду и даже самому Юпитеру, есть единственный и подлинный отец богов и людей. Кому он благоволит, тому и дела нет до Юпитера с его громами. И родилась Глупость, пользуясь словами Гомера, не в узах унылого брака, а от вожделения свободной любви. И был в ту пору отецее ловким и бодрым, хмельным от юности, а еще больше — от нектара, которого хлебнул он изрядно на пиру богов.

Рождена Глупость на тех Счастливых островах, где не сеют, не пашут, а в житницы собирают. Нет на этих островах ни старости, ни болезней, и не увидишь там на полях ни волчцов, ни бобов и тому подобной дряни, а лишь лотосы, розы, фиалки и гиацинты. И питали дитя своими сосцами две прелестные нимфы — Метэ-Опьянение и Апедия-Невоспитанность. Теперь же состоят они в свите спутниц и наперсниц Глупости, а с ними и Колакиия-Лесть, и Лета-Забвение, и Мисопония-Лень, и Гедонэ-Наслаждение, и Анойя-Безумие, и Трифэ-Чревоугодие. А вот еще два бога, замешавшиеся в девичий хоровод: Комос-Разгул и Негретос Гипнос-Непробудный сон. С помощью этих верных слуг подчиняет Глупость весь род людской и отдает повеления самим императорам.

Перейти на страницу:

Все книги серии Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Пушкин в русской философской критике
Пушкин в русской философской критике

Пушкин – это не только уникальный феномен русской литературы, но и непокоренная вершина всей мировой культуры. «Лучезарный, всеобъемлющий гений, светозарное преизбыточное творчество, – по характеристике Н. Бердяева, – величайшее явление русской гениальности». В своей юбилейной речи 8 июля 1880 года Достоевский предрекал нам завет: «Пушкин… унес с собой в гроб некую великую тайну. И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем». С неиссякаемым чувством благоволения к человеку Пушкин раскрывает нам тайны нашей натуры, предостерегает от падений, вместе с нами слезы льет… И трудно представить себе более родственной, более близкой по духу интерпретации пушкинского наследия, этой вершины «золотого века» русской литературы, чем постижение его мыслителями «золотого века» русской философии (с конца XIX) – от Вл. Соловьева до Петра Струве. Но к тайнам его абсолютного величия мы можем только нескончаемо приближаться…В настоящем, третьем издании книги усовершенствован научный аппарат, внесены поправки, скорректирован указатель имен.

Владимир Васильевич Вейдле , Вячеслав Иванович Иванов , Петр Бернгардович Струве , Сергей Николаевич Булгаков , Федор Августович Степун

Литературоведение
О Лермонтове
О Лермонтове

Вадим Эразмович Вацуро (1935–2000) занимался творчеством и жизнью Лермонтова более четырех десятилетий. В настоящее издание включено почти все написанное В. Э. Вацуро о Лермонтове — от студенческой работы IV курса до исследований 1990-х годов, от словарных статей «Лермонтовской энциклопедии» и этюдов, посвященных отдельным стихотворениям, до трудов, суммирующих как общие достижения лермонтоведения, так и многолетние напряженные штудии выдающегося филолога. В поле зрения В. Э. Вацуро были и вопросы текстологии, биографии, посмертной судьбы творческого наследия Лермонтова, истории лермонтоведения. Сочинения Лермонтова изучались В. Э. Вацуро в богатом историко-литературном контексте, потому предлагаемый читателю свод статей по праву может считаться книгой не только о Лермонтове, но и о его эпохе. Ряд материалов из личного архива исследователя печатается впервые.

Вадим Эразмович Вацуро

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Образование и наука / Документальное