— Ну, уж во мне-то нет драгоценного камня! — сказала самая младшая из жаб. Она была безобразная-пребезобразная! — Да и с какой стати завелась бы во мне такая драгоценность? А если она к тому же будет сердить других, то какая мне от нее радость? Нет, мне бы хотелось только одного — взобраться когда-нибудь на край колодца и посмотреть оттуда на белый свет! То-то там, должно быть, чудесно!
— Оставайся-ка лучше на своем месте! — сказала старуха. — Здесь тебе, по крайней мере, все знакомо! Берегись ведра, оно раздавит тебя! А попадешь в него — еще вывалишься, и не всем ведь удается упасть так счастливо, цело и невредимо, как мне!
— Квак! — вздохнула молодая жаба; по-нашему, по-человечьи, это означало «ах».
Уж как ей хотелось взобраться на край колодца, поглядеть на белый свет! Ее так и тянуло кверху! И вот на следующее утро ведро с водой случайно приостановилось перед камнем, на котором сидела жаба… Сердечко у нее так и ёкнуло, миг — и она прыгнула в ведро и погрузилась на дно.
Ведро вытянули и воду выплеснули.
— Ах, чтоб тебе! — вскрикнул парень, увидав жабу. — Такой гадины я еще не видывал!
И он ткнул ее ногой в деревянном башмаке, так что чуть не изувечил бедняжку. Жаба едва спаслась в высокую крапиву. Тут она стала оглядываться: стебли стояли рядышком один возле другого, а вверху, сквозь листья, просвечивало солнышко, так что листья казались совсем прозрачными. Для жабы разгуливать в крапиве было то же, что для нас гулять в густом лесу, где сквозь листву просвечивает солнышко.
— Здесь куда лучше, чем у нас в колодце! Право, так бы и осталась тут навсегда! — сказала жаба. Прошел час, прошел другой, а она все лежала в крапиве. — А что же там, дальше? Если уж я зашла так далеко, надо идти и дальше!
И она поползла, как могла скорее, и выползла на дорогу. Солнышко пригревало ее, пыль пудрила, а она себе ползла да ползла через дорогу.
— Вот тут так сушь да гладь! — сказала она. — Право, тут уж больно хорошо! Мне просто щекотно от удовольствия!
Вот она доплелась до канавы, обросшей по краям незабудками и таволгою. Повыше же шла живая изгородь из бузины, белого терна и вьюнка. Да, много тут было цветов! Просто загляденье! Вот вспорхнула бабочка, и жаба приняла ее за цветок, который сорвался со стебелька, чтобы лучше познакомиться с белым светом. Что ж, жаба отлично это понимала!
— Вот бы полететь, как он! — сказала она. — Квак! Ах! Что за красота!
Целую неделю прожила она у канавы; недостатка в пище тут не было. Но на девятый день жаба подумала: «Пора дальше! Вперед! Поищу еще чего-нибудь получше!» Но что же могла она найти? Может быть, подружку-жабу или зеленых лягушек? Ночью ветер доносил до нее кваканье; должно быть, поблизости жила родня.
«Как хорошо жить на свете, выбраться из колодца, лежать в крапиве, ползать по пыльной дороге и нежиться в сырой канаве! Но дальше, дальше! Надо отыскать лягушек или подружку-жабу! Без этого обойтись нельзя, одной природы мало!» И она опять пустилась в путь.
Вот она доползла до большого пруда, поросшего тростником. Туда она и забралась.
— Тут, пожалуй, чересчур сыро для вас! — сказали лягушки. — Но милости просим! Вы дама или кавалер? Впрочем, все равно! Милости просим!
И ее пригласили на вечерний семейный концерт. Восторг был полный, голоса тоненькие — дело известное! Угощения не было никакого, только даровое питье — целый пруд, если угодно.
— Теперь мне надо дальше! — сказала жаба. Она все рвалась к лучшему.
Видела она над собою звезды, такие большие, ясные, видела и новорожденную луну, видела и солнце, которое подымалось все выше и выше.
«Я, значит, все-таки еще в колодце, только в большом. Надо взобраться еще выше! Ах, меня так и тянет все дальше и дальше, все выше и выше!»
Вот настало полнолуние, и бедняжка подумала: «Не ведро ли это спускается? Вот бы прыгнуть в него да подняться кверху! Или, может быть, солнце — большое ведро? Какое оно огромное, яркое! В нем бы хватило места для всех нас! Надо будет ловить случай! Ах, как оно засветилось у меня в голове! Драгоценный камень вряд ли светит ярче. Ну, его-то во мне нет, да мне и горя мало! Нет, вот подняться еще выше, к еще большему блеску и радости — это дело другое! Я твердо решилась на этот шаг, но все-таки и побаиваюсь слегка… Шаг ведь серьезный! Сделать его, однако, надо! Вперед! Все прямо, прямо! Знай шагай!»
И она зашагала, то есть поползла. Вот она выбралась на проезжую дорогу; тут жили люди, попадались сады и огороды.
— Сколько, однако, на свете разных тварей! Я их и не знавала прежде! И как велик, прекрасен самый свет! Но надо осматривать его, а не сидеть на одном месте. — И она прыгнула в огород. — Какая зелень! Как тут хорошо!
— Знаю, что хорошо! — сказала гусеница, сидевшая на капустном листе. — Мой листок больше всех здесь! Он закрывает от меня полсвета, но я в нем и не нуждаюсь!
— Кок-кок-кудак! — раздалось возле них.