Ух ты, как забурлило да заскворчало, когда под котлом разгорелся огонь! То была колыбель сальной свечи — из разогретой колыбели выскользнула она, совершенная, крепкая, ослепительно-белая, тонкая и такая гладкая, что всякому, кто видел ее, свеча казалась обещанием света и лучезарного будущего — обещанием, в исполнении которого, впрочем, никто и не сомневался.
Овца — славная маленькая овечка — была свече матерью, а плавильный котел — отцом. От матери достались ей блестящее белое тельце и лишь смутное представление об устройстве мира, зато от отца — страсть к пламенеющему огню, что однажды озарит ее, проникнув в самую ее сердцевину.
Да, так свеча появилась на свет, обрела форму — и с самыми радостными предчувствиями бросилась в объятия жизни. Ей пришлось иметь дело с превеликим множеством незнакомых существ, ведь свеча стремилась познать мир и — кто знает? — быть может, найти в нем свое предназначение. Но о мире она, увы, думала слишком хорошо, в то время как он был озабочен лишь самим собой, а вовсе не судьбой сальной свечи. Мир не понял, сколь ценна была свеча, а посему решил использовать ее для своей выгоды. С ней обращались как попало; черные пальцы оставляли все больше и больше пятен на ее изначальной белой невинности, — и вот невинность померкла, вся покрылась грязью окружающего мира, подступившего к ней слишком близко — гораздо ближе, чем может вынести беззащитная свеча. Она уже не понимала, где чисто, а где сажа — хотя внутри по-прежнему оставалась неоскверненной.
Когда ее ложные друзья увидели, что до этой незапятнанной сердцевины им не добраться, они в ярости отшвырнули свечу как бесполезную побрякушку.
Однако гадкий налет сажи отталкивал от свечи и все хорошее, — ее сторонились, боясь перепачкаться.
И вот бедняжка осталась совсем одна, всеми покинутая, не зная, что ей делать. Хорошее отвергло ее, и теперь она понимала, что была лишь орудием в дурных руках. Свече было невероятно грустно, ведь она так плохо прожила свою жизнь! Похоже, она просто измарала лучшее из того, что ее окружало. Она не могла постичь, для чего была создана, в чем было ее предназначение, зачем появилась она на земле — быть может, чтобы погубить себя и других?
Чем дольше и усердней она размышляла, тем тоскливей ей становилось, и не видела она ничего хорошего внутри себя, никакого смысла в своей жизни, никакой цели в своем существовании. Как будто сажа не только покрыла ее тело, но и застила ей глаза.
Но вот она повстречала маленький язычок пламени — это было огниво. И оказалось, что огниво знает свечу куда лучше ее самой. Ясным, лучистым взором посмотрело оно прямо сквозь грязную оболочку — и увидело, как прекрасна свеча изнутри; тогда огниво приблизилось к ней, и сияющая надежда охватила свечу — она загорелась, и сердце ее растаяло.
Пламя ее было подобно торжественному свадебному факелу. Светлое, яркое, оно взметнулось вверх и озарило все вокруг, — под пламенным взором свечи окружавшие ее настоящие друзья обрели возможность поиска истины.
Свеча была достаточно крепкой, чтобы нести и питать сияющее пламя. Капля за каплей скатывались по ее стволу вниз, словно ростки новой жизни — большие, круглые — они покрывали собой ее тело, и под ними исчезла старая сажа.
То были плоды союза не только плоти, но и духа.
Так сальная свеча обрела свое предназначение, сознавая, что свет ее — истинный, и светила она еще долгие годы на радость себе и всем вокруг.
Бедная женщина и маленькая канарейка
Жила на свете несчастная бедная женщина; питаться горемычной было нечем, супруг же ее скончался, надобно похоронить его, да при этакой бедности и гроб-то купить не на что! И никто не хотел ей помочь, ни один человек, вот она и плакала, умоляя милосердного Господа о помощи, ведь Он так милостив ко всем нам.
Окно стояло открытым, и вдруг в него влетела крохотная птичка. Это была канарейка, которая выпорхнула из своей клетки и совершила удивительный полет над крышами; теперь же, очутившись в комнатке несчастной женщины, она села у изголовья мертвеца и чудо как прелестно запела — словно хотела сказать бедняжке: «Не кручинься, неужели ты не слышишь моей радости!»
Бедная женщина насыпала на ладонь немного хлебных крошек и поманила к себе пташку. Та спорхнула к ней на руку и принялась клевать — она была так мила!
В это время кто-то постучал в дверь. Вошла другая женщина, увидала маленькую канарейку и сказала, что это, вероятно, та самая птичка, о которой нынче писали в газете: она, оказывается, улетела от неких людей, живущих на этой улице.
И вот несчастная женщина отправилась с пташкой-певуньей к тем людям, а они были очень рады видеть целой-невредимой свою беглянку и спросили, где она отыскалась; страдалица и рассказала им, как канарейка залетела к ней в окно, села у изголовья ее усопшего мужа да запела так дивно, что она даже плакать перестала, хотя бедность вконец ее замучила, ведь и гроб для покойника купить не на что, не говоря уже о еде.