Все сказки Гауфа

Но как он ни напрягал свою память, как ни старался, дальше не мог припомнить ни одного стиха. Часто подумывал он пойти спросить какого-нибудь старика, как читается это заклинание, но его всегда удерживала некоторая боязнь выдать свои мысли. К тому же он предполагал, что это заклинание могут знать лишь немногие, потому что оно обогатило не много народа. Ведь почему бы тогда его отцу и другим беднякам не попытать своего счастья? Наконец однажды ему удалось разговориться насчёт духа со своей матерью, и она рассказала ему то, что он уже знал, и могла сказать тоже только первые строчки заклинания. Впрочем, в конце концов, она сообщила, что дух является лишь тем, кто родился в воскресенье между 12 и 2 часами. Сам он мог бы великолепно воспользоваться этим, если бы только знал заклинание, потому что родился в воскресенье ровно в 12 часов дня.

Узнав об этом, Петер Мунк был почти вне себя от страстного желания воспользоваться этой случайностью. Ему казалось совершенно достаточным знать часть заклинания и родиться в воскресенье, чтобы Стеклянный Человечек предстал пред ним. Поэтому, продав однажды уголь, он не стал разводить нового костра, но, надев отцовский сюртук и новые красные чулки и надвинув праздничную шляпу, взял в руку свою пятифутовую палку из терновника и попрощался с матерью:

— Мне нужно в город, в присутствие. Так как вскоре придётся тащить жребий, кому идти в солдаты, то я и хочу только ещё раз напомнить, что вы вдова, а я ваш единственный сын.

Мать одобрила его решение, и он отправился в еловую рощу. Эта еловая роща лежала в самой высокой части Шварцвальда, и на расстоянии двух часов в окружности не было ни одной деревни, даже ни одной хижины, так как суеверные люди думали, что там нечисто. В той местности, несмотря на то что там были высокие и превосходные ели, на дрова рубили их неохотно, потому что с работавшими там дровосеками часто случались несчастья: то топор соскакивал с топорища и попадал в ногу, то деревья падали слишком быстро и валили с собой людей, калечили и даже зашибали насмерть. Самые лучшие деревья оттуда шли только на дрова, а сплавщики никогда не брали для плотов ни одного ствола из елового леса, потому что ходила молва, будто и человек, и дерево могут погибнуть, если в воде будет ель из этой рощи. Отсюда-то и происходило, что в еловой роще деревья были так густы и высоки, что даже в ясный день там была почти ночь. Петер Мунк там совершенно потерял мужество. Он не слышал ни одного голоса, никаких шагов, кроме собственных, ни единого удара топором; даже птицы, казалось, избегали этой густой тьмы елей.

Вот угольщик Петер достиг высшей точки еловой рощи и остановился перед елью с огромным обхватом, за которую голландский корабельщик дал бы на месте много сотен гульденов. «Наверно, — подумал Петер, — здесь живёт хозяин сокровищ». Затем он снял свою большую праздничную шляпу, отвесил перед деревом глубокий поклон, откашлялся и дрожащим голосом произнёс:

— Желаю благополучного вечера, господин Стеклянный Человечек!

На это не последовало никакого ответа, и кругом всё было так же тихо, как и раньше.

«Пожалуй, мне нужно сказать стихи», — подумал он тогда и пробормотал:

Хозяин всех сокровищ
Огромных — старый дед,
Живёшь в лесу еловом
Ты много сотен лет!
Рождённый в воскресенье
Здесь должен постоять,
Чтобы тебя под сенью…

Произнеся эти слова, он к величайшему своему ужасу увидел, что позади толстой ели выглянула какая-то маленькая, диковинная фигурка. Судя по описаниям, он увидел именно Стеклянного Человечка: чёрный сюртучок, красные чулочки, шляпочка — всё было так. Он даже был уверен, что увидал бледное, тонкое и умное лицо, о котором ему говорили. Но увы! Насколько быстро выглянул этот Стеклянный Человечек, так же скоро и исчез.

— Господин Стеклянный Человечек! — воскликнул Петер после некоторого промежутка. — Будьте так добры, не считайте меня за дурака! Господин Стеклянный Человечек, если вы полагаете, что я вас не видал, то вы очень ошибаетесь: я отлично видел, как вы выглянули из-за дерева!

Снова нет ответа, только за деревом ему как будто послышалось тихое, сиплое хихиканье. Наконец его нетерпение превзошло робость, которую он всё ещё ощущал.

— Погоди, малыш! — крикнул он. — Скоро я тебя поймаю!

Одним прыжком он очутился за елью. Но никакого духа там не было, только маленькая нежная белочка мигом взлетела на дерево.