Все сказки старого Вильнюса. Начало

И мы исчезаем, не расплатившись, как распоследние жулики; впрочем, если рассуждать по уму, мы просто никогда не заходили в бар «Берлин» на улице Исландийос, за черной-черной стеной, а значит все в порядке, мы уже никому ничего не должны.

– …лось. Смотри!

Мы сидим на крыше, откуда открывается дивный вид на проспект Гедиминаса, где, как каша в чугунном котле, закипает, булькает, с шумом ворочается, соблазнительно пахнет осенняя ярмарка, слаще и гуще которой нет ничего.

И Нёхиси добавляет, заговорщически подмигивая:

– Совсем неплохо. Не забывать сны – этого и правда зачастую достаточно, чтобы не смотреть один и тот же скучный кошмар наяву. Прекрасная идея, даже жаль, что почти не моя. Но знаешь, я думаю, надо еще чего-нибудь добавить. Прямо сейчас, не дожидаясь нового позавчерашнего дня.

Лицо у него при этом такое самодовольное, что впору назвать его рожей. Но у меня слишком хорошее настроение, чтобы обзываться. Я даже спорить не стану, хотя обычно завожусь с пол-оборота, мне только повод дай.

Нёхиси берет кусок черепицы и, размахнувшись как следует, со всей дури швыряет его вниз, в праздничную толпу. Я почти хватаюсь за голову: что он, засранец, творит! Но черепичный обломок, не долетев до земли, снова взмывает к небу, и девочка в бархатном платье с двумя аккуратными толстыми косами роняет на землю новую куклу, подпрыгивает, задрав голову, дергает мать за полу серебряного дождевика:

– Там самолетик, смотри! Оранжевый самолетик! Я тоже такой хочу! Кто его запустил?

И тогда я говорю Нёхиси:

– Ты такой прекрасный дурак, как сама жизнь.

И он отвечает:

– На себя посмотри.

Мы сидим на крыше, кидаемся черепицами, и разноцветные самолеты один за другим взлетают в пасмурное сентябрьское небо, которое разразится затяжным осенним дождем, уже через пару часов, никогда, никогда. Никогда.

Улица Ишганитойо (Išganytojo g.) Дурацкие зеркала

– Нелепый город, – сказала Роза, и Слава равнодушно кивнула. Не потому, что была согласна; на самом деле она пока просто не знала, согласна ли. Пока не погуляешь по городу в одиночестве, не поймешь, нравится тебе здесь или нет.

В любом случае лучше помалкивать и кивать в нужных местах – а как еще вести себя с человеком, с которым давно уже не о чем говорить? Особенно когда этот человек – твоя мать.

На самом деле, – думала Слава, – даже хорошо, что Розе здесь не нравится. Значит, есть шанс, что она захочет вернуться в гостиницу, особенно если пообещать ей планшет с коллекцией сериалов. Тогда и погуляю по-человечески. А завтра поедем дальше, даст бог, уже вечером сдам ее на руки Вальтеру, перекрещусь и забуду. И больше никаких совместных автопробегов, никогда.

– Старая добрая советская Прибалтика, которая суетливо пытается прикинуться «настоящей заграницей», как местные жители ее себе представляют, – говорила тем временем Роза, морщась от превосходного крепкого кофе, как от неспелой хурмы. – У Риги и Таллина хоть как-то, через пень-колоду получается, по крайней мере, чистоту там навели. А здесь – помойка. Треть домишек худо-бедно отреставрировали, остальные оставили в руинах – и так сойдет. Зато цветочных клумб понатыкали, где надо и где не надо. И бомжей развели, по три штуки на каждую улицу, как символы космополитической свободы, надо полагать. Провинция в худшем смысле этого слова. Мыть и драить сорок лет без продыху и только потом начинать думать, можно ли показывать это людям.

Умолкнув, она с надеждой покосилась на дочь: вдруг той захочется возразить? Отлично можно было бы поспорить, у Розы уже скопилось так много убийственных аргументов, неопровержимо доказывающих ее правоту, что того гляди голова взорвется. Розе не терпелось их озвучить, но для полноценного диалога нужны два участника. А Славка только формально рядом, на самом деле где-то далеко, витает в своих фантазиях, как всегда.

Скучно ей со мной, – подумала Роза. – Наверное, даже хуже, чем мне с нею. Что ж за наказание такое эта поездка. А ведь казалось, отличная идея, замечательно проведем время, наконец-то наговоримся. И правда наговорились. За первые пару дней пути на несколько лет вперед.

Надо пощадить детку, – решила она. – Это же только я у нас барыня на вечных каникулах. А у ребенка отпуск. Короткий, как всегда. Света белого не видит с этой своей работой. И что для меня зачуханный городишко, ей – хоть какое-то свежее впечатление. Надо ее отпустить, пусть погуляет спокойно, без моего нытья.

– Ты как хочешь, а с меня хватит, пойду обратно в гостиницу, – сказала она. И, не удержавшись, шепотом добавила: – Ты посмотри, как та девица вырядилась! Только в глухой провинции увидишь такую наивную пародию на haute couture. Обнять и плакать. Впрочем, нет, лучше, не обнимать: дешевая синтетика, наверняка колется. Даже смотреть неприятно.