Все схвачено

Он явно пришел в себя. Даже встал, чтоб, вероятно, попрощаться и проводить гостя до двери.

– Почему ты живешь здесь? Почему ты не вернешься в десятый год?

Гумбольдт усмехнулся.

– А ты не понял?.. Да потому что я не хочу, чтобы Гумбольдт младший повторил мой путь.

– Но если б ты не попал в прошлое, то все повторилось бы по определению…

– А мне повезло. Я попал. И спасу самого близкого мне человека.

– А кто он для тебя по жизни, если руку на сердце?

– Если на сердце… Наверно, сын. Или все-таки я сам… да какая, в сущности, разница! Ты бы не помог человеку спастись, если б знал, что через секунды его собьет грузовик?..

– Пример какой-то малоубедительный… Грузовик и сломанная судьба… Ну, помог бы, конечно… Речь-то у нас не о дорожной аварии.

В Легате боролись писатель-фантаст и чиновник-прагматик. Оба любили заглядывать в Завтра, хотя и с разных точек зрения. И хотя все вроде было уже сказано, Легат возникшее вдруг сомнение скрывать не стал.

– Ты же сам жил в будущем до две тысячи седьмого. Так?.. А где в это время был Джуниор?

– Не понял, – сказал Гумбольдт.

– Сегодня на дворе семидесятый. Представим будущее, как ты его задумал. Джуниор заканчивает Иняз. Знает язык… английский, допустим… в совершенстве. Идет работать, женится, детей делает парочку… И естественно доживает до две тысячи седьмого. И ты с ним доживаешь. Если доживаешь: сорок лет к твоим пятидесяти семи – это вряд ли. Так что, скорее, тебя там уже нет.

– Согласен! Пусть ты прав. Но и его не будет.

– Куда он денется?

– Он будет жить за рубежом. За океаном. Он будет гражданином свободной страны.

– С чего это ты взял?

– Пока ни с чего. Не знаю. Но то, что он уедет, улетит, убежит, эмигрирует из этой блядской страны как можно скорее, я уверен абсолютно!

– Ты знаешь, легально и без скандала уехать он сможет только после воцарения Пятнистого. То есть после восемьдесят пятого. А до этого граница была на замке… Но, как ты наверняка помнишь, именно после воцарения Пятнистого все эмигрировавшие потянулись назад, на родину. Потому что там они никому на фиг не нужны были – за исключением единиц, а в родной стране – героями стали. Плюс мучениками режима. Или ты его раньше вытолкнешь – как мученика режима? А он не приживется за рубежом и тоже вернется. Вопреки всем твоим стараниям.

– Я думаю об этом, Легат, – с непонятной грустью ответил Гумбольдт. – Все время думаю. И придумаю.

– Бог тебе в помощь, – сказал Легат.

Легонько и коротко обнял Гумбольдта, щекой к щеке прикоснулся и пошел к двери. И наткнулся на Джуниора со сковородой, на которой шипели и слегка брызгались хорошо зажаренные дольки картофеля.

– Вы куда? – удивленно спросил Джуниор. – А обед?

– В другой раз, парень, – ответил Легат. – Будет время… – отпер дверь – замок простой был, обернулся, сказал Гумбольдту старшему: – И, тем не менее – что смогу…

10

Столь нелюбимый Легатом «эффект бабочки» теоретически мог неожиданно сработать.

Если Гумбольдт остается в семидесятых, чтоб не дать себе самому юному сесть на четыре бесконечных года в лагерь по двум кретинским статьям Уголовного Кодекса, и если ему это удастся, то уверенность Легата в полной недееспособности оного эффекта может пошатнуться. Если, конечно, последствия будут очевидными и к тому же не сокрытыми от широкой общественности и сравнительно свободной прессы. Но пока речь шла почти буквально – о бабочках, то есть о мелких изменениях прошлого, которые могут, как гаснущая волна, и не докатиться до будущего, в котором живет Легат. И это было не страшно. Легату было не страшно.

Ну, познакомился он с Очкариком. Ну, присутствовал на эпохальной встрече Очкарика и Премьера, которая останется тайной для историков, и хрен с ними, пусть передохнут – с ударением на последнем слоге. Ну, сходил в прошлое отряд диггеров. Практически – просто погулять, без дела, если иметь в виду двух напарников Легата. Ну, местная Контора взбудоражена – от лелеемых, хотя и не совсем понятных возможностей… И так далее… И вдруг возникает «бабочка» гигант, которую ну прямо должны раздавить!.. А ее не давят. То есть Гумбольдт не теряет бездарно и страшно четыре года молодой жизни. Он поступает в Университет или в Иняз, как сегодня запланировано. Он не участвует ни в каких подпольных диссидентских забавах, заканчивает курс и идет работать… куда?.. ну, куда идет, неизвестно, Легат не спросил у старшего, какую именно специализацию избрал младший. И старший рано или поздно отойдет в мир иной просто в силу преклонного возраста, а в две тысячи десятом году Столица будет иметь одного Гумбольдта, брата Осы. А вернувшийся в свое время Легат будет издали наблюдать за своими подопытными персонажами…

Красиво? Вполне.

Правдиво?..

Тут решения нет. Уже несколько вариантов развития судьбы младшего и старшего придумано, какой-то из них, не исключено, сработает. Или никакой. Или есть еще варианты, Легатом не предусмотренные. И, наоборот, никаких вариантов вообще нет. Время покажет.