Все схвачено

– Хороший монолог, – сказал Генерал, и в голосе его Легат иронии не уловил. – Я сразу – быка за рога. Да, некто Гумбольдт пропал. Мы полагаем, он не умер, как пущен слух, а где-то скрывается. Похоже, что здесь, а не там…

– Отчего похоже? – быстро встрял Легат.

– Видели его.

– А что ж не взяли.

Генерал усмехнулся.

– Видели одни, а брать должны и могут другие… Он действительно был единственным связником с прошлым. Очкарик пришел в Контору в шестьдесят седьмом, и тогда же Гумбольдт сумел на него выйти. Сам. Практически без всякой помощи…

– То есть три года назад? По-нашему – в две тысячи седьмом?

– Чуть раньше. Он работал с той Конторой и до Очкарика, но на более низких уровнях. Когда пришел Очкарик и разобрался в ситуации, он взял связь с Гумбольдтом на себя лично. Я имею в виду передачу информации.

– Какого рода информации?

Генерал виновато улыбнулся. Или хорошо сыграл вину.

– Извините, Легат, но это – компетенция Директора. Мое дело – подготовить вас для беседы с ним.

– Для беседы – когда?

– Как только мы закончим. Он ждет.

Занятный расклад, кто бы поверил, машинально подумал Легат, два дня подряд разговариваю с Главами Конторы из разных… да, из разных веков. И по-прежнему темна вода во языцех. Знать бы, где упадешь…

Вернее, где тебя упадут…

– Так давайте заканчивать. Есть еще вопросы?

– Последний, Легат. Что вам предложил Председатель той Конторы?

– Ничего сложного, – усмехнулся Легат. – Найти Гумбольдта или стать им.

– И что вы решили?

– Это уже более чем последний вопрос, Генерал. Давайте договоримся на берегу, что он станет первым вопросом Председателя. Или Директора, путаюсь я и во временах, и в должностях… А уж тот, Очкарик, был первым из двух, верно? Хотя бы по времени? Или по времени, которое он прожил в роли Председателя…

– В роли?

– Фигура речи, Генерал, всего лишь фигура речи… Кстати, могу я позвонить своему Командиру? Он волнуется.

– К вашим услугам. – Генерал повел рукой в сторону стола, буквально забитого телефонными аппаратами. Все кроме одного – цвета слоновой кости. Один – жгуче-красный.

– Первая АТС – вот этот, – помог Легату Генерал.

Легат поднял трубку и набрал по памяти номер Командира.

– Привет, – сказал в трубку, когда тот откликнулся. – Пока все в порядке. Жив-здоров. Не бьют. Но и чаю не предложили… Да, иду к Директору… Конечно, перезвоню, – аккуратно положил трубку на рычаг.

– Э-э, может, чаю? – спросил Генерал.

– Лучше бы водки. Но – не сейчас… – И вспомнил: – Да, Генерал, а этот красный аппарат – пожарный?

– Нет, – почему-то засмущался Генерал. – Это связь с домом. С женой…

– Да, – согласился Легат, – все верно. Жена – это сплошная тревога… Сами поведете к Директору или шестерку пошлете?

– Он нас ждет обоих, – вроде бы обиделся Генерал.

– Ну, так пошли оба. Время дорого. Дел полно. А мне еще в семидесятый возвращаться…

Идти было недолго. Один коридор и два лестничных пролета наверх. Могли бы и лифтом, но на этаж Директора шел только один лифт, и он почему-то был сломан. Генерал кнопку пожал-пожал, потом извинился, сказал:

– И на старуху бывает проруха.

А Легат не утерпел с каламбуром:

– У старухи не бывает прухи… – но, решив, что позволил себе прямое хамство в адрес Конторы, подсластил сказанное цитатой из старого анекдота: – Это наша Родина, сынок…

Но не развалились, конечно, дошли нормально.

Ничего, в сущности, за сорок лет в этом тяжелом самодостаточном здании не изменилось. Ну, ремонт сделали, как всегда делали. Ну, мебель в очередной раз поменяли. Ну, вид из окна обеднел: свалил восставший народ памятник Другу Детей и оголил площадь. Лишил ее пупка. А народу что? Все как в семнадцатом: грабь награбленное, отречемся от старого мира, прошлое – на свалку.

Легат был далек от какого-либо протеста: против лома нет приема. Да и всегда так было: и при рюриковичах, и при романовых, и при всех последующих. Павлики, блин, Матросовы! Прикрываем амбразуру телом своего отца.

Кто сказал?

Кто-то сказал…

11

И приемная у Директора мало чем отличалась от любой среднестатистической приемной Большого Босса, и кабинет, в который их немедленно впустил среднестатистический подполковник, тоже был похож на типовой кабинет Большого Босса: очень богато и очень безлико. Правда, портрет Премьера на стене был иным. Премьер на нем сидел за рулем автомашины «Великая Река», склепанной руками нижнеречинских Левшей, и улыбался в объектив умеренной улыбкой. А портрет Верховного был официально парадный и висел поодаль. Правда, Верховный на портрете хорошо улыбался.

Вот оно – наглядное доказательство смены Курса! Раньше портреты главных начальников были тупыми, казенными, где все они смотрелись как близнецы-братья или, в лучшем случае, выпускники одного детского дома для высокопоставленных, а теперь налицо – яркая индивидуальность снимаемого Объекта и право свободного выбора для подчиненного Объекту вешателя.

Вешателя фоток, вестимо, не подумайте дурного…