Все сложно

— Боря? — от удивления я останавливаюсь, так и не ступив на красную ковровую дорожку, по традиции спускающуюся со ступенек.

— Боря-Боря. Пойдем. Холод собачий.

— Что значит — пойдем? У меня и приглашения нет, я… — прерывая поток моих возражений, где-то совсем рядом щелкает камера.

— У меня есть. Мне всегда два присылают, забыла? Пойдем, говорю, не то отморозишь себе все на свете в этих туфлях. Ты что, не могла сапоги обуть?

— Вообще-то нет. Кто обувает сапоги на красную дорожку?

— Кира как-то обувала ботфорты.

— Правда? Да, помню. Кажется, они неплохо смотрелись с трусами, что она нацепила вместо платья.

От Победного я отгавкиваюсь по привычке. Взбешенная тем, что наше появление он вполне осознанно выставляет для прессы, как совместный выход. Но вместо того, чтобы приложить меня в ответ, Борька откидывает темноволосую голову и громко смеется.

— Я когда ее в тех трусах увидел, чуть не помер.

— В твоем возрасте нужно и впрямь быть осторожней с сердцем.

Борька тормозит, для того чтобы попозировать у входа в зал, я же не собираюсь вестись на провокации. Еще не хватало, чтобы люди подумали, будто я только и ждала, когда же он явится. В холле гораздо многолюднее, чем на входе. Я скидываю пальто и шагаю к гардеробу, у которого замечаю несколько знакомых лиц. Приветствую их взмахом руки, отдаю пальто гардеробщице, а обернувшись, встречаюсь с восхищенным взглядом бывшего. Ну, да, это тебе, Боренька, не трусы.

— Подбери челюсть, Победный! — смеется Свиблова, привлекая к нашей компании еще больше внимания. — Я тебя жду-жду!

— Привет, Лен, — чмокаю подружку в щеку. Я пришла с ней. Пусть все это видят. Уж не знаю, на что рассчитывал Победный, но у меня другой план.

Глава 9

Холод отступает резко. Просто в один миг. Или мне, выпавшей из жизни, так кажется?

Я открываю шторы в спальне, а за окном весна. Солнечный свет ослепляет. Ветерок, проникая в открытую форточку, приносит с собой острый аромат только-только распустившихся почек и напитанного влагой, разогретого солнцем дерева, что приветливо машет потемневшей веткой в окно.

Иногда для счастья хватает и вот таких мелочей. В основном, когда других поводов для этого не предвидится. Я улыбаюсь новому дню. Жмурюсь, задираю лицо к солнышку, позволяя хоть ему меня отогреть, когда слышу протяжное «Ма-а-а-ма». Срываюсь с места и бегу, не чувствуя под ногами пола. Толкаю дверь. Застаю Котьку склонившейся к специально приготовленному на такой случай тазику.

— Все хорошо, моя родная… Все хорошо. Где Олег?

— В душе. Я не успела…

Котька плачет и тычет пальцем в одеяло, а я не пойму даже, что ее так расстроило. Ах, да… Пятна. Она действительно не успела.

— Ну, что ты? Ничего страшного. Я просто все перестелю. Тебе получше? Посиди на кушетке, ага?

Пересаживаю дочь на кушетку, стоящую в ногах кровати. Снимаю пододеяльник, простыни, сгребаю в большой ком. И открываю окно, чтобы проветрить. Я совру, если скажу, что последние недели дались мне легко. Психологически оно, наверное, понятно. Но и физически я очень устаю, потому что весь дом на мне. А стоит только завести разговор о домработнице, и Котька впадает в панику. Ей во всем чудится заговор. Она всерьез опасается, что под видом прислуги в наш дом проникнет какой-нибудь репортер и сделает ее фотографии. Или еще чего-нибудь похуже. Хотя, если послушать Котьку, ничего хуже ее фото в прессе не может быть. Так что справляться с бытом мне приходится в одиночку. Я даже не могу прибегнуть к услугам клининговой компании, с которой сотрудничала несколько лет! А потому я пылесошу, мою полы, вытираю пыль… и одновременно с этим руковожу крупнейшим в стране рекламным агентством. И, знаете, это чертовски сложно, практически невозможно совмещать. Но я стараюсь.

Забыв о том, что ванная занята, толкаю дверь и утыкаюсь взглядом в голую спину Олега. Тот бреется перед зеркалом, стоя в одном лишь намотанном на бедра полотенце и до сих пор не просохших каплях воды. Есть что-то жутко интимное в этой картинке.

— Я только белье в машинку засуну. Включу потом.

— Ты мне не мешаешь.

Ответ Олега сбивает с толку. Если я выйду сейчас — он подумает, что я смутилась, или еще чего похуже… Например, что он меня взволновал. А это не так совершенно. Со-вер-шен-но! Значит, выбор у меня невелик. Я максимально равнодушно пожимаю плечами:

— Ну, раз так, подвинься, пожалуйста. Капсулы для стирки хранятся в этом ящике.

Олег молча отодвигается и возвращается к бритью. Чтобы не молчать, я бодро замечаю:

— Знаешь, я подумала, что Котька мало гуляет. Как ты смотришь на то, чтобы вытащить ее на прогулку?

— Я предлагал ей это сто тысяч раз. Она не хочет.

— Тогда вытащи ее хоть на террасу. Вы, кстати, сегодня одни на хозяйстве. Так что можете устроить романтик.

Эта тема до сих пор дается мне нелегко, но иногда я себе позволяю вмешаться. И дураку понятно, что когда в доме полно народу, им не до романтики. Вот почему я стараюсь пореже бывать дома. Особенно когда у Котьки хорошие дни.

— Опять пойдешь с Миром в кино?

— Или в пиццерию.

— Послушай, это так глупо…

— Что именно?