Все сложно

Я называю компанию, Марина бьет себя по лбу. Мол, ну да, как же я сразу не догадалась, их стиль прослеживается весьма отчётливо. Так, обсуждая всякие незначительные на первый взгляд мелочи, мы и спускаемся вниз. Проходим через закрытый двор, детскую площадку, мостик и, наконец, выходим на набережную. Я зажмуриваюсь, прислушиваясь к успокаивающему нервы плеску воды. Сжимаю в ладонях перила.

— Ну, давай. У тебя же наверняка ко мне есть вопросы.

Если я упираюсь в перила ладонями, то Марина, напротив, подпирает их спиной. Я кошусь на её застывший профиль и в нетерпении кусаю губы. Хочется уже скорее со всем покончить. А она какого-то чёрта молчит…

— Нет. Вопросов у меня как раз не осталось. Если только один.

— Как я могла?

— Нет. Как ты со всем этим справляешься?

Неожиданно. Как удар под дых.

— И всё? А где же осуждение?

Я гляжу на водную гладь, по которой клином плывут дикие утки. Солнце, отражаясь в воде, слепит яркими бликами. И, наверно, именно от этого у меня на глазах опять выступают предательские, никому сейчас не нужные слёзы.

— Кто я такая, чтобы кого-то осуждать? Да и за что? Уж не думаешь ли ты, что у других людей в шкафах нет своих скелетов?

— Другим хватает ума их надёжно прятать, — смеюсь я, но смех выходит влажным от подступающих к горлу слёз.

— Я — мать. И то, что Олег неровно к тебе дышит, поняла сразу. — Марина хлопает себя по карманам, достаёт пачку сигарет и зажигалку.

— Можно мне?

— Да, конечно.

Подкуриваем, друг на друга не глядя. Интересно, а кроме неё кто-нибудь замечал, что Олег ко мне неравнодушен?

— Я не знаю, что сказать, Марин. Только то, что мы выживаем, как можем. Никаких планов у меня на него и близко нет. Да и он… Он любит Котьку. А то, что между нами… это просто попытка убежать от реальности. Забыть ненадолго, перераспределить силы. Стравить боль и отчаяние, что нас преследуют по пятам, — я горько смеюсь. — Как же пафосно это звучит, правда? А ведь как просто взять и списать всё происходящее на банальную похоть.

Марина задумчиво курит. Морщинки, которые не заметны в обычной жизни, разбегаются лучиками вокруг губ, когда она делает очередную затяжку.

— Нет, Саша. Жизнь гораздо сложнее. В ней больше полутонов, чем чёрно-белого. Полутонов и компромиссов. Иногда самых странных и, на первый взгляд, диких… Вот как у вас с моим мальчиком… Осуждаю ли я? Нет. Не зря же говорят, что чужая семья — потёмки. Я думаю, если копнуть глубже, во многих семьях случаются гораздо более пикантные истории.

— Даже не знаю, что может быть пикантнее интимной связи зятя с тёщей.

Марина отводит от лица волосы и снова затягивается.

— Связь невестки со свёкром? Как тебе такое?

Я настороженно застываю. Тушу сигарету о железную перекладину, выбрасываю в урну и снова двумя руками вцепляюсь в перила.

— Ты сейчас о себе?

— А о ком же? — усмехается Марина.

— Я думала, ты без ума от мужа.

— Именно поэтому я и согласилась с происходящим…

— Ничего не понимаю. Сергей сам тебя подложил под отца?

— Отчима. Его растил отчим.

— Но зачем? — моему удивлению нет конца.

— Знаешь, в девяностые тот был весьма влиятельным человеком. Сергея он никогда особенно не любил, но за неимением собственных детей все-таки позволил ему войти в бизнес. Сергей начинал с нуля. Он старался, пахал за десятерых в надежде, что отчим это оценит. Но тот совершенно не спешил признавать его заслуг. И уж тем более — отписывать ему свою фирму. Мне же… Нужно было его переубедить. Он так и сказал, что мне одной это по силам, надо только быть к нему чуть более ласковой.

— И Сергей вот так просто согласился?

— Мы никогда об этом не говорили. Конечно, он знал, что происходит за закрытой дверью спальни старого хрыча. Знал — и не вмешивался.

— Боже мой. Мне очень жаль.

— А мне — нет. Я, собственно, поэтому с тобой и поделилась. Не поступи я так тогда — неизвестно, что бы с нами было. Так что… если ты сомневаешься или в чём-то себя винишь — перестань. Придёт день, ты перешагнёшь через это и двинешься дальше. Только будущее покажет, имела ли смысл твоя жертва. Но знаешь, что я могу сказать тебе прямо сейчас? Олег стал хоть иногда улыбаться. За это я тебе от души благодарна.

— Сумасшествие какое-то, — комментирую я происходящее. Но ведь и правда — это так дико: обсуждать подобные вещи и даже находить им оправдание.

— Се ля ви. Под этим солнцем тысячи лет происходит одно и то же. Прекрати себя жрать.

— А что же мне тогда делать?

— Борись. За дочь. Это у тебя хорошо получается. Я даже представить боюсь, как бы справлялась на твоем месте.

Я киваю. Внутри зудит какая-то мысль, которую я никак не могу ухватить за хвост. Мы медленно бредём в обратном направлении. И тут до меня, наконец, доходит.

— Послушай, а ведь Сергей по отношению к Олегу ведёт себя точно так же, как когда-то его отчим. Тебе не кажется это странным?

— Нет.

— Но это же его сын. Единственный сын и…

— Сергей в том не уверен. Видишь ли, когда ты спишь с двумя мужчинами, никогда не знаешь наверняка, кто в итоге… отец.

— Выходит, своими выходками он его наказывает за то, в чём Олег и близко не виноват?

— Его… меня… Какая разница?