Все случилось летом

— Он пристает ко мне… с гнусными предложениями… он хочет, чтобы я… Вы мужчина, поймете… какой ужас! Ради него не стану же я потаскухой. Он пригрозил, что отыщет предлог выгнать меня с работы: или — или… До чего мерзкий тип! Вот почему я несчастна, просто не знаю, что делать.

Некоторое время Рийкурис стоял будто ослепленный, потом в страшном возбуждении отбежал шагов на десять, вернулся обратно, опять отбежал — так продолжалось довольно долго, и при этом он ни на миг не переставал размахивать руками и поносить последними словами этот безнравственный мир.

— Какая мерзость! Какая низость! В какое время мы живем? Неужели вторая половина двадцатого века? Я отказываюсь что-либо понимать… Болото! Маразм!

— Я с вами согласна, — с грустью заметила незнакомка, когда Рийкурис на время затих. — Вы абсолютно правы, только мне от этого не легче. А ведь речь идет о моей судьбе.

— Вот что! Вы должны написать заявление на имя прокурора! Да, прокурору! И пускай того молодчика упрячут за решетку, пускай сгноят по тюрьмам — он этого заслужил.

— Вы думаете? Обратиться к прокурору? — В ее голосе прозвучала надежда, впрочем, ненадолго. Удрученно она продолжала: — Но ведь он будет все отрицать. Все повернет иначе, скажет, я его оклеветала. Подлость людская беспредельна! К тому же у меня нет никаких доказательств: ни магнитофонной записи, ни чего другого. Даже свидетеля нет. Вы же понимаете, о таких вещах он не говорит в присутствии других.

— М-да… Вы правы, эти прохвосты всегда сумеют вывернуться. Но вот я о чем подумал… Ведь в вашем учреждении есть партийная организация, не так ли? Куда же они смотрят, неужто не могут призвать к порядку этого растленного самца? Простите, я, кажется, становлюсь грубым, но иначе не могу. Во мне все кипит. Так вот, вы должны обратиться в партийную организацию.

Она внимательно выслушала, но, казалось, не пришла в восторг от нового совета, во всяком случае, ничего не ответила.

— Ну, разоблачите мерзавца на профсоюзном собрании. У вас собираются профсоюзные собрания? Как же без них! Говорите прямо, безо всяких околичностей, как сейчас со мной, ничего не скрывая. Коллектив, знаете ли, огромная сила… да, ну и все такое…

— Благодарю вас за советы, — едва слышно молвила незнакомка. — Прокуратура… партийная организация… профсоюзы… Как я раньше не додумалась! А вы смелый человек! Нет, нет, не скромничайте, не отворачивайтесь, — воскликнула она. — Я это искренне, от души…

Но вдруг опять вся как будто сжалась, поникла. С мольбою глядя на Рийкуриса, заламывая руки и чуть не плача, она заговорила:

— Все это сложно: собрания, обсуждения, разбирательства… На карту поставлена моя честь, а я всего-навсего слабая женщина. Да я сквозь землю от стыда провалюсь, если мне придется все это рассказывать посторонним. Представьте себя на моем месте! Вы разбираетесь в людях, — в этом я не сомневаюсь, — и ведь отыщется и такой, кто будет, усмехаясь, говорить, что дыма, мол, без огня не бывает и что одно полено в печи не горит или что-нибудь в этом роде. И будут шептаться по углам… Да как я после этого в глаза стану смотреть сослуживцам? Нет, нет, ни за что!

Тут она замолчала, озаренная неожиданной мыслью, потом, молитвенно сложив руки, с жаром продолжала:

— Что тут голову ломать! Моя судьба в ваших руках! В ваших! Пойдите к моему начальнику — так будет вернее, — поговорите с ним с глазу на глаз, как мужчина с мужчиной, скажите, что это свинство, это низость и вообще… Не мне вас учить. Скажите ему все, что вы так хорошо сейчас говорили, и я уверена, он испугается, одумается, оставит меня в покое. Так просто, правда? А я на всю жизнь останусь вам благодарна.

Рийкурис обеими руками пригладил прическу, откашлялся, довольно долго не находя нужных слов.

— Очень интересная мысль, — наконец произнес он. — В высшей степени интересная мысль. М-да… Но я-то какое отношение имею к этому? Нет, нет, поймите меня правильно, — я вижу, у вас промелькнула такая догадка: вот тебе на, испугался! Отнюдь нет! Мы говорили о прокуратуре, парткоме, профсоюзах. За что им платят деньги, позвольте узнать? Если каждый человек будет заниматься именно тем, чем ему полагается, тогда никаких беспорядков не будет.

— Возможно, вы правы, — неуверенно проговорила незнакомка. — Да уж конечно… правы… Только мне от этого ни тепло ни холодно. Жаль…

— А кроме того, нельзя не принять во внимание и такое соображение, — словно подводя итог, заметил Рийкурис. — Если я, человек посторонний, приду в ваше учреждение и стану ругаться с начальником, это, как бы вам сказать… может затронуть вашу репутацию. До некоторой степени. Да, да, вопрос весьма щекотливый, во всяком случае, я вам сочувствую, я полагаю, нам что-то удастся придумать, у меня есть кое-какие связи…

— Спасибо вам, спасибо за добрые слова. Я так и знала, вы меня в беде не оставите.