Все, способные дышать дыхание

Утро; луг для вольнопитания, основательно подъеденный вольнопитающимися; Мири Казовски в позе собаки мордой вниз, вокруг ее «группа» – енот, две собаки, что-то мелкое в траве, невидное Роми Зотто с Артуром из-за кустов. «Пошли ближе! Пошли ближе! Я тоже хочу!» «Я не хочу ближе! Стой тихо, ты мне мешаешь!» Артур не слушается и бежит туда, к грубо нарезанным полипреновым коврикам, к золотым звездочкам, которые ему до сих пор давали только за то, что он позволял детям себя гладить и, в отличие от кое-каких других товарищей, не слишком при этом возбуждался («Ой, мама, что это у собачки?» «Это такая болезнь, не трогай ее больше, отойди, пошли отсюда!»). Роми Зотто остается в кустах; еще немножко – и он побежит в туалет, черт его знает, может, без Артура ему сейчас и сподручнее. Артур пытается поднять повыше заднюю правую ногу и держать ее прямой, одновременно максимально вытянув шею и оскалив от усердия громадные зубы: Мири Казовски сама разрабатывает асаны для этих, четвероногих, и все зарисовывает в блокнотик уродливыми кривулинами, достойными второклассницы. Коты лежат на солнце, их разморило, они с утра провернули кое-какое дельце в восточной зоне лагеря и теперь ждут сигнала от старшого, когда перекидывать товар. Собак особо не позадираешь, поэтому коты развлекаются нехитрым образом – тянут когти в сторону тех самых мелких в траве – и убирают, тянут – и убирают; рушатся асаны, мелкие в испуге ищут глазами Мири Казовски, коты облизывают лапы, как ни в чем не бывало; прекрасное летнее утро, и никто еще не понял, что зима никогда не настанет, у асона тридцать три фасона. Появление Артура приводит котов в тихий экстаз, они подбадривают Артура изо всех сил: «Давай, Артур, ты можешь! Давай, Артур, давай, выше ногу, еще выше, и язык надо высунуть обязательно, тяни язык, Артур! Позавчера ты сгибался кольцом и касался ушами задних копыт, ты что, не помнишь? Спорим, ты и сегодня можешь, Артур?..» Результат выглядит так невыносимо идиотски, что коты кхекают и захлебываются, Мири Казовски бежит топать на них, но они клянутся, что больше не будут, что только хотели помочь, и Мири Казовски, хоть и не верит этим заразам, все же не гонит их: у Мири Казовски миссия, Мири Казовски не сомневается, что постепенно коты втянутся, станут участвовать – а там и природная гибкость, и явное влияние в среде бадшабов; Мири Казовски уже видятся занятия на сто разновидовых душ, как в том ашраме, где Яселе спал, пока она перекачивала прану из чакры в чакру или что там еще делают. Некоторое время коты и правда помалкивают да потягиваются, но как только Мири отходит учить полевок позе льва, они опять: «Ай-яй-яй, Артур, что-то у тебя сегодня совсем ничего не получается. Тебе надо бежать к доктору, Артур, скажи ему, что ты сегодня ушами до копыт не достаешь!» Тут Артур им, естественно, сообщает, что они с Роми Зотто больше не пойдут к доктору, они поклялись. Приходится рассказать, как Артур ужасно себя вел, и как доктор его теперь ненавидит, и как Роми Зотто тоже больше не пойдет к доктору, потому что Роми Зотто настоящий друг. Коты переглядываются. О праздник, о дар судьбы. Артур, Роми Зотто тебя обманул. Какой же он друг, если он так тебе врет! Неужели ты не помнишь, Артур? Весь лагерь про это знает! Доктор приехал и сразу позвал тебя к себе, и сказал: «Вот Артур, мой самый лучший друг», – а Роми Зотто стал топать, и кричать, и бить доктора, и говорить: «Нет, это я ваш лучший друг!» – а доктор сказал: «Уберите от меня этого психа, я больше никогда не хочу его видеть!» – а Роми Зотто упал, и изо рта у него пошла пена, неужели Артур не помнит? Артур стоит с видом растерянного дурачка и смотрит в сторону кустов, кусты подрагивают, кажется, Роми Зотто решил, что и без похода в туалет можно справиться. Плевать на Роми Зотто; «Я хочу к доктору! – кричит Артур. – Где доктор?» Доктор уже приехал, Артур, – не ест, не пьет, больных не лечит, только спрашивает: «Где Артур? Где мой лучший друг?..»