Все, способные дышать дыхание

Смотреть было не надо, незачем, если бы он смотрел, он бы не выдержал, не выдержал бы и бросился на них; два раза это едва не стоило ему жизни, а один раз стоило ему трех пальцев – Сувар Марбури сказал ему тогда, что это как подарок ко дню рождения, осталось ровно столько пальцев, сколько ему лет, но он не знал тогда, что такое день рождения; так вот, если он смотрел, то не умел ждать: глаза как будто переполнялись, а потом их заливало черным светом, и он бросался вперед и кричал, и убивал, и его убивали, но не убили. Кроме того, глаза надо было закрывать, потому что белки видно в темноте; их учили подолгу держать глаза закрытыми и не засыпать, и хорошо научили. Поэтому сейчас он не стал смотреть, закрыл глаза и стал нюхать воздух, и вдруг исчез и появился в совсем другом месте: в той деревне с настоящими каменными домами, это называлось «медицинская база». Никого не было на базе, к их приходу все давно уехали, убежали. Им было велено разбиться на пары и обойти базу, если увидят кого-то – не стрелять: таких людей, какие бывают на медицинской базе, имело смысл связывать и приводить Сувару Марбури, Сувар Марбури обходился с ними хорошо и потом получал за них деньги. Он пошел искать в паре с Атифом Амхаром, Атиф Амхар был большой, плечи у него были как коромысла, и поэтому в узкие места Атиф Амхар протискиваться не мог, а он, Марван Гаранг, мог, и поэтому если где-то была закрыта дверь, они обходили каменный дом, выбивали камнями окно или форточку, а потом Атиф Амхар подсаживал его, он срезал ножом сетку и забирался внутрь. Он помнит, как запах, этот невероятный запах ударил ему в ноздри, как только на землю полетели осколки стекла. У Атифа Амхара нос был сломан, Атиф Амхар не чувствовал никаких запахов, стоял и пыхтел там, внизу. Здесь не было сетки, он полез внутрь и утонул в этом запахе, таком сильном, что он стал задыхаться, но не мог уйти, все стоял и стоял, пока снаружи не заныл Атиф Амхар. Он не знал, что это за удивительные, благоухающие, нежные на ощупь ярко-голубые камни, он никогда раньше не видел такого мыла, а если и видел до войны, то забыл, для мытья Сувар Марбури выдавал им огромную бутылку с жидким детергентом, он пах фальшивыми цветами и горючим. Он набрал полную сумку этих камней, но все равно в комнате оставались еще сотни, а может, тысячи таких, в больших белых коробках с нарисованными на них очень красивой белой женщиной и белым же младенцем с синими страшными глазами, как у водяного. Он не хотел, чтобы Сувар Марбури видел эту женщину, но не мог и помыслить о том, чтобы утаить находку от Сувара Марбури. Он принес Сувару Марбури голубые камни и спросил: «Они волшебные?» Сувар Марбури расхохотался, плеснул себе на руки из бутылки и показал, как на ладонях и вокруг камня собирается пена, а прекрасный запах передается рукам человека. Сувар Марбури разрешил им всем помыть руки с мылом, и все они до самой ночи нюхали свои ладони, но ему этого было мало. Утром, когда Сувар Марбури отпустил их отдыхать после учебной стрельбы по маленьким пустым банкам из-под своего пива, он достал голубой брусок и стал ковырять его ножом, зажатым в двух пальцах, и за два дня вырезал из мыла водяного с огромными, жуткими синими глазами, и отнес Сувару Марбури. Сувар Марбури повертел в руках водяного и вдруг стал лить на него воду из бутылки; Марван Гаранг пришел в ужас, но Сувар Марбури просто показал ему, как от воды водяной становится гладким, и они сделали водяного гладким, и Сувар Марбури промокнул его полотенцем и положил к себе в сумку. Потом, много месяцев спустя, когда почти никого не осталось в живых и белые люди с той стороны кричали на ломаном арабском: «Мы не хотим стрелять! Мы не хотим стрелять в детей! Мы не враги! Мы вам поможем!» – а они стреляли в этих людей, стреляли хорошо, точно, он увидел, как Сувар Марбури лежит в смешной позе, как будто бежит лежа и одновременно смотрит в небо, и немедленно понял, что Сувар Марбури убит, он пополз к его сумке, прижатой длинным и узким Суваровым телом к земле, и вытащил оттуда несколько обломков голубого мыла и еще кое-что – маленькую мягкую игрушку, черного кота. Кот пах мылом и еще чем-то – теплом, пылью, игрушкой, кот пах игрушкой, он лежал и лежал с этим котом, лежал и лежал, прижав кота к носу, и когда стрельба прекратилась, его так и нашли, единственного живого, привалившегося к Сувару Марбури, и так и сфотографировали – картинку эту он видел потом сто раз, наверное, и оставался «мальчиком с той картинки» еще много лет: мертвое тело полевого командира и привалившийся к нему ребенок с огромными глазами под сползающей на лоб каской: «калаш» на коленях, открытые ладони, на одной – голубые осколки мыла, на другой – плюшевый кот, «мальчик-солдат показывает сотрудникам гуманитарной помощи свои сокровища»; на самом деле они кричали ему: «Покажи ладони», – хотели убедиться, что он не прячет гранату. А сейчас где-то здесь, под кроватью, лежал кусок мыла, он мог в этом поклясться, украденный и спрятанный вот в этом, наверное, раскуроченном чемодане кусок мыла со склада; в караванке «Далет» мыло выдавали раз в две недели, не сэкономишь. Марван Гаранг лежал на полу под кроватью у беременной женщины Кати Маевой совершенно голый – это была ее идея, когда они стали стучаться в ее караван с криками: «Битахон! Битахон!» – она вдруг начала стаскивать с него красную футболку, и он быстро понял ее идею, и теперь его было совсем не видно. Кота они впустили раньше, он пришел через форточку, стал стучать лбом в стекло, а когда вошел, сказал: «Облава». Марван Гаранг успел спросить: «На ваших?» – кот ему был не враг, с котами у них был нейтралитет: у котов свои дела, у его ребят – свои; ему было смешно, что коты играют в политику, но он уважал чужую силу, а коты показывали силу, и этот, один из главных Карининых ребят, – в первую очередь, однажды им даже удалось провернуть вместе дельце, которое принесло Марвану Гарангу около пяти тысяч шекелей, если пересчитывать карточки и кубики прессованного пайкового гаша на деньги. Кот успел сказать: «На наших и на ваших», – и тут в дверь заколотил битахон, умная Катя Маева начала сдирать с него футболку, и теперь этот черный кот лежал под мышкой у Марвана Гаранга, и от него пахло плюшевой игрушкой; Марван Гаранг шепнул ему: «Глаза закрой, видно», – и кот послушно закрыл глаза, а Марван Гаранг подумал, что потом от кота будет пахнуть мылом и так могут вычислить Катину кражу – хотя нет, глупости. От Кати Маевой действительно всегда хорошо пахло, сейчас для этого надо было прилагать большие усилия, и Марван Гаранг это ценил; когда он впервые начал ухаживать за Катей, она уже была беременной, с животиком; он никогда на спрашивал, где ее муж, хотя муж где-то был, Марван Гаранг видел его один раз, а потом мужа, кажется, забрали в медлагерь. Катя Маева ни разу не заговорила о муже; Марван Гаранг ценил и это. Однажды кот услышал, как Марван Гаранг лежит с Катей Маевой на кровати и шутит, что надо бы сделать еще заход: может, если они постараются, детки все-таки родятся черненькие. «Марина и так называет меня „африканской подстилкой“, – лениво сказала Катя Маева, отводя двупалую черную руку от своей голой промежности. – Вот еще детей моих будут черными бандитами считать». Марван Гаранг уже собрался щелкнуть Катю Маеву по лбу, но кот вдруг запрыгнул к ним на кровать и спросил, потершись головой о набухший Катин сосок: «Почему африканской подстилкой?» Они засмеялись и объяснили ему, что люди часто делают это живот к животу, лежа, женщина снизу, мужчина сверху. Кот сказал, что это он много раз видел, он не про это, а про почему африканской? Марван Гаранг сказал, что он из Африки, но коту все равно было непонятно, и понятно было, что именно непонятно. «Ну потому что я белая, а он черный, это считается неправильно», – сказала Катя Маева, и еще сколько-то времени они пытались объяснить черному коту, в чем тут дело, и смеялись до колик, и Катя Маева сказала, что ей сейчас нельзя так напрягаться, а Марван Гаранг скинул кота на пол и сказал, что ему не нравится, когда кто-то говорящий трется об его голую женщину, а кот очень серьезно сказал: «Понимаю», – и они чуть не умерли со смеху. Примерно в два часа ночи кот выберется из-под кровати, оставив Марвана Гаранга лежать, и отправится на разведку, и вернется примерно через полчаса с очень плохими новостями: битахон забрал куда-то Нгоси Гвандою, Моси Зубери – правую руку Марвана Гаранга, Нуни Коэна, Зосима Хануку и еще как минимум троих из Марвановых ребят: взяли или нет Ави Бабака, кот не знал; времени узнавать у него не было, его собственные дела были плохи, отловили почти всех, а кто-то видел, как шла в окружении четырех битахонщиков Карина, повели ее в сторону «катакомб», и ничего хорошего это не обещает. Марван Гаранг сказал, что он в долгу у кота, что сейчас он уйдет из лагеря, но когда-нибудь отдаст долг и что кот может пойти с ним, если хочет, но кот сказал, что нет, сейчас его ребятам важно не сдаваться, сейчас важно показать этим свиньям, что никакой облавой их не остановить. Еще кот сказал, чтобы Марван Гаранг не беспокоился, он присмотрит за его женщиной.