Необходимо отметить, что в то время российская армия обладала многими пороками, свойственным армиям феодальных государств Европы в области обучения войск, организационного построения и ведения тактики военных действий. В среде высшего военного руководства России не смогли вовремя адекватно оценить и учесть современные веяния и тенденции развития военного дела в Европе. В данном случае приходится признать, что Александр I в большей степени ориентировался лишь на предшествующие успехи, добытые русскими штыками, чем на объективную оценку. Сам же император по поводу военной сферы находился в плену представлений, внушенных ему отцом. Армия ему представлялась как идеальный марширующий механизм, четко исполняющий все регламенты и приказы своего императора. О том, что война – это более сложное явление – с кровью, потом, миллионом случайностей, не говоря уже о новых тенденциях в военном деле, он не задумывался; все его представления об армии и его опыт командования войсками исходил из многочисленных и красочных прохождениий полков церемониальным шагом в С.-Петербурге и показных маневрах в Красном Селе. Необходимо заметить, не только он один, но, по-видимому, все дворянское общество все еще тогда находилось в определенной эйфории от славных викторий победного века Екатерины и ожидало от чтения в газетах новых победоносных реляций об успехах русского оружия. Александр I, следуя по стопам общественного мнения, явно надеялся командовать будущим военным парадом где-нибудь в центре Европы, но действительность очень скоро опровергла его ожидания, ибо на континенте уже имелись другие претенденты (профессионалы, а не новички) на триумфы, умевшие хорошо руководить войсками на поле боя, а не на парадах. Во всяком случае, личные представления Александра I о войне и армии сыграли негативную роль во внешней политике, так как русский монарх был очень высокого мнения о мощи собственных вооруженных сил и на этом строил свой курс по отношению к потенциальным союзникам и противникам. Мало того, исходя из этого, он решился на военную конфронтацию с самой передовой европейской военной державой – Францией, во главе которой стоял, без преувеличения, лучший тогдашний полководец и военный организатор, Наполеон Бонапарт. Но вряд ли кто-то будет сомневаться, что у Александра I в тот период имелись сомнения в целесообразности коалиции и в будущем ее успехе.
Складывание 3-й антифранцузской коалиции
Можно констатировать, что после расстрела герцога Энгиенского давнишнее недовольство правительственных кругов и дворянской верхушки России стало явственно приобретать антинаполеоновские контуры (оставаться в бездействии было невозможно), а это неизбежно вело к возникновению военного столкновения. В обстановке взаимного недоверия любые шаги враждебных кабинетов на международной арене уже стали восприниматься будущими противниками как вызовы и угрозы своей безопасности. Историкам же, глядящим с временных вершин на те прошедшие события, все действия сторон казались запрограммированными и ведущими к войне. Таким образом, складывались новые альянсы против Франции, завязались те узлы, развязать которые можно было лишь при помощи пушечных выстрелов.
Как пример, можно привести знаменитую миссию члена Негласного комитета Н.Н. Новосильцева в Англию 1804–1805 гг., о которой, как правило, упоминают все исследователи истории внешней политики. Сначала она даже замышлялась и преподносилась чуть ли не как акт европейского посредничества между Лондоном и Парижем, а также способ обуздания агрессивных замыслов Наполеона. Однако, несмотря на первоначальные благие цели, именно эта миссия послужила началом складывания очередной антинаполеоновской коалиции. Правда, до посреднической миссии в Париж дело так и не дошло, виновником чего в немалой степени стала политика Наполеона.