Фер-Шампенуаз занимал определенное место и в воспоминаниях русских гвардейских офицеров. Если взять и проанализировать их мемуары, то без труда выяснится, что, например, гвардейская пехота практически не принимала участия в боях 1814 г. Офицеры гвардейской пехоты могли описывать бесконечные марши и контрмарши, бивуаки, дружеские обеды, бедность деревенских каменных жилищ во французской провинции, враждебное отношение крестьян к войскам союзников и различные бытовые походные подробности, но не бои и сражения, поскольку гвардия в них не принимала участия, а в лучшем случае находилась в резерве. А у их коллег, у многих гвардейских кавалеристов Фер-Шампенуаз являлся единственным боевым эпизодом, о котором они могли реально вспоминать. Таким образом, это сражение оказалось освящено августейшим присутствием и пиететом перед гвардейской славой, затем его значение было приподнято мемуарной и исторической литературой.
После Фер-Шампенуаза две коалиционные армии численностью более 100 тыс. человек, теперь могли почти без всяких серьезных препятствий дойти до Парижа, на их пути не оставалось крупных войсковых соединений противника, способных сдержать и остановить их дальнейшее движение. А.И. Михайловский-Данилевский, описывая преследование и «бегство удалявшегося неприятеля» к Парижу, упоминает, что среди союзников были и сомневающиеся в удачном исходе этого «великого предприятия»: «Австрийцы, пруссаки, баварцы, виртембергцы и баденцы, идя по стопам русских, верили с трудом, что успех увенчает смелое предприятие наше. Устрашенные многолетними поражениями, им казалось среди самых побед наших, что неприятель расставляет нам сети; мы с трудом влекли их за собою к торжествам, и Государю должно было употребить всю проницательность ума его, всю твердость его характера и вежливость в обращении, свойственную ему одному, которою он всех очаровывал, чтобы вселить в них доверие» [572] .
Сражение за Париж и капитуляция французской столицы
Так или иначе 17(29) марта две союзные армии через Бонди и Бурже достигли города и 18(30) марта штурмом овладели Бельвильскими высотами и Монмартром. Защитники города представляли собой достаточно пеструю картину: здесь были остатки корпусов маршалов Мармона и Мортье, прибывшие накануне вечером, отряды национальной гвардии, плохо вооруженные и слабо обученные, канониры-инвалиды, ученики Политехнической и Альфорской школ, а также добровольцы. Всего примерно 42 тыс. человек. Укреплений практически не было или они были слабы, но импровизированный гарнизон все же оказал упорное сопротивление, однако с потерей господствующих над городом высот Париж был обречен. Бой за город имел важнейший политический смысл, а с военной точки зрения это все-таки был боевой эпизод – штурм предместий и взятие города, правда, имевший стратегическое значение. И здесь главную роль, без всякого сомнения, сыграли русские войска. Основные силы штурмующих колонн составляли русские корпуса генералов А.Ф. Ланжерона, М.С. Воронцова, Н.Н. Раевского, Е. Вюртембергского. Как потом написал участник взятия Монмартра полковник М.М. Петров, «когда шли на укрепления Парижа, или, лучше сказать, лезли на бодливое темя Франции, то каждый солдат пылал румянцем геройства, понимая важность совершавшегося окончательного подвига и отмщения, и каждый из нас не хотел умереть прежде покорения Парижа» [573] . К.Н. Батюшков свидетельствовал, что после взятия Бельвильских высот мимо проходили раненые русские офицеры и уже поздравляли с победой: «Слава богу! Мы увидели Париж с шпагою в руках! Мы отмстили за Москву!» – повторяли солдаты, перевязывая раны свои» [574] . Об этом свидетельствует и количество потерь, оборонявшаяся и наступавшая стороны имели примерно равный урон. Авторы обычно называют цифру – около 9–10 тыс. человек у союзников (у французов от 4 до 9 тыс.), из них на долю русских пришлось более 6 тыс. солдат, остальные на пруссаков, вюртембержцев и австрийцев. Немалая цена русской крови за достижение общего успеха.