Все свободны!

Маруся сработала быстро и выше всяких похвал. Она вдула все сногсшибательные новости в нужные уши. И пошел такой шорох орехов! Все семьи, чьи успехи и благосостояние начинались еще в советские времена, закреплялись в постсоветские, зиждились на родительских авторитетах и деньгах, просто захлопали в ладоши. От Скворцова никто не ожидал столь очевидной глупости. И такого наплевательства на корпоративные вкусы и интересы. Мнение старших по-прежнему имело значение в этом кругу — большее или меньшее, даже в делах, а в частной жизни — первостепенное. Любовные проколы любили и в былые годы — как не порадоваться чужой неудаче или бестолковости. А сейчас тем более такие истории развлекали. И не то чтобы мораль требовала своего места в их душах. Они и сами многого добивались через постель, и даже чаще, чем за рабочим столом. Но никто как будто бы об этом не знал, хотя все были якобы в курсе. Они были виртуозами, их было не поймать за руку. В таком деле ценилось отдельное мастерство. А тут — не последние люди страны. И такой конфуз! Смех, да и только. Во всех загородных поместьях раскалились телефоны. Скандал вышел не публичный, а кулуарный, а кулуары Маруся ценила выше всего.

Причем события развернулись так быстро, что даже проницательный Юрий Николаевич не заподозрил ничего дурного, когда ему позвонил отец и приказал срочно явиться на родительскую дачу. И хотя тон его был странен, Скворцов решил, что тот просто неважно себя чувствует. К тому же он вспомнил, что и так давненько не навещал стариков.

Старшие Скворцовы жили за городом в ныне ставшем совсем модным поселке. Жили на своей старой даче, выстроенной еще в конце пятидесятых. Участок был немаленький, в те годы землю не экономили. Позади дома наблюдался лес, а перед ним — сад. Вишня и слива красиво цвели по весне. Летом в лесу водились грибы, которые, им повезло, не переводились и нынче на их гектарном пятачке. Старички часто прогуливались там, собирали урожай. Как-то Юрию Николаевичу, который застал родителей за этим занятием, показалось, что они совершенно впали в детство и что это два одуванчика, которые только на то и способны, чтобы получать удовольствие… И слава богу. Еще создавалось впечатление, что все здесь, на этой родительской даче, было вечным. Рождались мысли о бессмертии.

Дача была генеральской еще до того, как они туда въехали. Отец получил ее в наследство от своего начальника, тоже генерала, убежденного коммуниста и холостяка. Поэтому наследников на горизонте не наблюдалось. Так вот повезло. И сразу же после новоселья Николай Николаевич и Светлана Петровна нашли в этой загородной жизни необыкновенную прелесть. Более того, сейчас они как будто законсервировались в ней и жили точно так же, как много лет назад.

Первый хозяин, хотя и был одиноким, дом размахнул по своим средствам — были гостиная, гостевые и детские. Дом получился в русском стиле (в те годы не знали других фасонов), поэтому был рубленым и пах деревом. Здание было очень большим, грамотно организованным — сначала архитектором (зря думают, что все строительство было типовым), а впоследствии и усилиями Светланы Петровны. Здесь заключалась вся ее жизнь, вернее, вся лучшая половина ее жизни.

Так вот, у дома было дивное резное крыльцо, веранда, сплетенная из коры и прутьев. Розовый мраморный пол в кухне, который потом сделали теплым. Гостиная с персидским ковром и камином с коваными старинными причиндалами типа совка и кочерги. И когда камин протапливали, легкий деревенский дымок расплывался по гостиной, порой залетая и в спальни. Он напоминал жильцам о далеком прошлом, тех самых приятных годах, когда они еще были маленькими и жили в постоянной гари, дыму и копоти, источаемых плохо сложенными в бараках печами. И именно этот запах детства навеки заволок сознание, а с годами становился, может, даже самым приятным воспоминанием.

Наверное, поэтому Светлана Петровна категорически запрещала курить в доме, даже себе — случалось, и она баловалась папироской. Все здесь делалось, чтоб не заглушить ароматы памяти. Фантазии хозяйки со временем нагромождались, она заполонила весь дом душными травами и сухими цветами, которые, как шутя подозревал Юрий Николаевич, возвращали ей вкус луга или сена, где она впервые валялась с каким-нибудь мальчишкой.

Несколько лет назад Скворцов-младший придумал застеклить веранду и устроить там зимний сад. Сделал он это, правда, скорее от собственной нужды — уж очень противно стало курить на морозе. Вот так красиво ему удалось единожды обмануть родную мать. А больше он и не пытался.