Всё та же я

Мистер Гупник распорядился отвезти меня к своему личному врачу, чтобы тот ввел мне противостолбнячную сыворотку. Из приемной, похожей на гостиную шикарного отеля, я попала в кабинет доктора – иранца средних лет, внимательнее которого я, наверное, никого в жизни не видела. Но когда я посмотрела на счет, который должен был оплатить секретарь мистера Гупника, то сразу забыла про укус, чувствуя, что вот-вот потеряю сознание.

К тому моменту, как я вернулась домой, Агнес уже была в курсе происшедшего. Более того, я стала притчей во языцех всего нашего дома.

– Ты должна предъявить ей иск! – жизнерадостно заявила Агнес. – Она отвратительная зловредная старушенция. А ее собака просто опасна. Не уверена, что мы можем спокойно жить вместе с ней на одной лестничной площадке. Кстати, тебе нужен выходной? Если да, то я могу вчинить ей иск за недополученные услуги.

Я ничего не ответила, продолжая вынашивать в душе обиду на миссис Де Витт и Дина Мартина.

– Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, – сказал Натан, когда я столкнулась с ним на кухне. Он проверил повязку на моей руке. – Блин! Эту собачонку нужно посадить на цепь.

Мне хотелось рвать и метать, но я не могла забыть то, что сказала миссис Де Витт, появившись у моей двери: «Он все, что у меня есть».

И хотя Табита на той неделе вернулась в свою квартиру, атмосфера в доме оставалась нервной, нездоровой, взрывоопасной. Мистер Гупник по-прежнему пропадал на работе, в то время как Агнес бóльшую часть времени вела бесконечные разговоры по телефону с матерью в Польше. У меня возникло ощущение, что у них с мистером Гупником происходит нечто вроде семейного кризиса. Илария спалила утюгом одну из любимых блузок Агнес (по-моему, неумышленно, поскольку она уже несколько недель жаловалась на регулятор контроля температуры нового утюга), но, когда Агнес наорала на домоправительницу, обозвав ее изменщицей, предательницей, сукой, и швырнула в нее испорченную блузку, Илария наконец не выдержала и взорвалась, заявив мистеру Гупнику, что увольняется, так как невозможно столько лет работать буквально на износ, не получая за это элементарной благодарности. Она больше не намерена терпеть подобное обращение, а потому подает заявление об уходе. Мистер Гупник, улестив Иларию ласковыми словами и выразительными кивками, уговорил ее остаться (возможно, подкрепив свои доводы приличной суммой налом). Столь явное предательство вынудило Агнес хлопнуть дверью, причем достаточно сильно, чтобы свалить со столика в холле очередную китайскую вазу, разбившуюся с музыкальным звоном, а затем провести остаток вечера в рыданиях в гардеробной комнате.

Когда я появилась на следующее утро, Агнес сидела возле мужа за накрытым для завтрака столом, ее голова лежала у него на плече, он что-то нашептывал ей на ухо, их пальцы были сплетены. Под добродушным взглядом улыбающегося мистера Гупника Агнес официально извинилась перед Иларией, но, когда муж уехал на работу, а мы отправились на пробежку по Центральному парку, Агнес всю дорогу яростно чертыхалась по-польски.

В тот вечер она объявила, что едет в Польшу на длинный уик-энд повидаться с семьей, и я почувствовала невероятное облегчение, поняв, что она не берет меня с собой. Агнес, с ее вечно меняющимся настроением и напряженными отношениями то с мистером Гупником, то с Иларией, то с Табитой, временами делала жизнь в этой квартире, пусть даже такой огромной, просто невыносимой, создавая ощущение клаустрофобии. И теперь меня согревала мысль, что я наконец смогу хотя бы несколько дней провести в одиночестве.

– Чем вы хотите, чтобы я занялась в ваше отсутствие? – спросила я.

– Отдохни пару деньков! – улыбнулась Агнес. – Думаю, ты сможешь чудесно провести время, пока меня не будет. Ой, ты даже не представляешь, как я счастлива, что наконец увижу семью! Так счастлива! – Она захлопала в ладоши. – Я еду в Польшу! И не нужно будет ходить на всякие там дурацкие благотворительные мероприятия! Я на седьмом небе от счастья!

Раньше Агнес не желала оставлять мужа даже на одну ночь, подумала я, но тотчас же отогнала от себя эту мысль.

Озадаченная столь странной метаморфозой, я вернулась на кухню и увидела, что Илария истово крестится.

– Илария, у тебя все хорошо?

– Я молюсь, – ответила она, не отрывая глаз от кастрюли.

– Так все в порядке?

– Отлично. Я молюсь о том, чтобы эта puta больше не вернулась сюда.

* * *

Я отправила имейл Сэму. У меня родилась блестящая идея, переполнявшая мое сердце восторгом. Конечно, удобнее было бы позвонить по телефону, но после нашего последнего разговора от Сэма не было ни слуху ни духу, и я опасалась, что он на меня до сих пор злится. Итак, я сообщила ему, что неожиданно получила трехдневный отпуск в конце недели и вполне могу раскошелиться на незапланированную поездку домой. Как он на это смотрит? Да и вообще, зарплата существует именно для того, чтобы ее тратить. Я поставила смайлик, эмодзи самолета, несколько сердечек и поцелуйчиков.

Ответ пришел через час.