Все тайны Третьего Рейха

После ряда опытов и переделок я сам составил законченный проект: основной фон знамени красный; белый круг внутри, а в центре этого круга — черный мотыгообразный крест. После долгих переделок я нашел, наконец, необходимое соотношение между величиной знамени и величиной белого круга, а также остановился окончательно на величине и форме креста. Удачный партийный значок может послужить первым толчком, который пробудит интерес к новому движению у сотен тысяч людей.

Поздним летом 1920 г. наш партийный флаг впервые увидел свет. Он превосходно подходил к молодому нашему движению. Он был нов и молод, как само наше национал-социалистическое движение. Новое невиданное дотоле знамя производило могучее агитационное влияние. Это был действительно достойный символ! Перед нами не только сочетание всех красок, которые мы так горячо любили в свое время. Перед нами также яркое олицетворение идеалов и стремлений нашего нового движения. Красный цвет олицетворяет социальные идеи, заложенные в нашем движении. Белый цвет — идею национализма. Мотыгообразный крест — миссию борьбы за победу арийцев и вместе с тем за победу творческого труда, который испокон веков был антисемитским и антисемитским и останется. Спустя два года, когда наши дружины разрослись и охватывали уже много тысяч штурмовиков, возникла необходимость выработать для этой молодой организации еще один новый символ победы: специальный штандарт. Проект штандарта я тоже выработал сам, а затем передал его одному золотых дел мастеру Тару для исполнения. С тех пор штандарт тоже принадлежит к числу победоносных символов нашего движения».

Эту оду свастике Гитлер написал в ландсбергской тюрьме. Спустя 20 лет свастика из отвлеченных древних символов превратилась для большинства людей в своего рода отметину национал-социализма. Знак, который у прошедших Вторую мировую войну вызывал только воспоминания о годах кошмара. Хотя — по сути — Гитлер не изобрел ничего нового. Он просто выбрал правильный символ.

В первые годы членства в партии Гитлер еще не претендовал на власть в ней. Он вел себя скромно и корректно. Он очень старался понравиться. Подружившийся с ним журналист Дитрих Экхарг не видел в Гитлере никакой угрозы. Напротив, он находил Гитлера забавным, называл его «маленьким смешным человеком». Потом он очень сблизился с более молодым товарищем по партии. От этого времени сохранились его записи, которые озаглавлены «Диалоги с Адольфом Гитлером».

О чем беседовали эти двое?

Наверно, о многом.

Но в «Диалогах» речь идет не о судьбе партии, они обсуждают опасности, которые исходят от мирового еврейства. Насколько точно передает Экхарт слова Гитлера, вопрос открытый, вполне вероятно, он вкладывает в уста своего друга собственные мысли — вряд ли Гитлер был столь начитан в религиозной литературе, что цитировал Библию, Талмуд и исторические сочинения на эту тему дословно. Но то, что эти разговоры велись о евреях, — факт показательный. Гитлера весьма волновал этот вопрос. Собственно, его позиция с 20-х годов мало изменилась, она только стала более непримиримой. Но характерно, что уже в те годы Гитлер видел в евреях только зло, которое необходимо искоренить, причем для обоснования этой позиции он приводил разные нелестные для евреев примеры из истории: «…мы можем прочесть у Страбона, что уже в его время, около рождения Христа, на обитаемой земле уже не было места, где бы не преобладали евреи. И Страбон пишет четко, что не просто жили, а именно преобладали! За несколько десятков лет до этого Цицерон, который был в это время очень большим человеком, внезапно сорвался в своей широко известной защитительной речи в Капитолии, когда он вдруг указал на огромное влияние и всепроникновение евреев: „Тише! Тише! Я хочу, чтобы меня слышали только судьи. Иначе евреи вовлекут меня в такую переделку, какую они сотворили со многими другими уважаемыми людьми. У меня нет никакого желания служить им дальнейшей пищей“.