Все течет

– Это делает честь вкусу мадемуазель Варвары.

Набравшись храбрости от такого комплимента, Варвара спросила: – Сколько стоит?

– Дороже всех остальных ковров в нашем доме, взятых вместе, – отвечал генерал.

Но m-llе, чьим призванием и чьей страстью было учить хорошим манерам и чьи таланты к этому давно не имели приложения в «Усладе», уже одёргивала Варвару.

И сразу же после обеда, отведя гостью в сторону, она объяснила ей, что о деньгах (а они-то и были главной причиной всех бедствий Бубликов) не принято говорить в приличном обществе и что совершенно недопустимо спрашивать, что сколько стоит.

Домой Варвару отправили в экипаже. Впервые в жизни Варвара ехала, а не шла. Она сидела, обняв словарь. По обе стороны на сиденье лежали её новые книги. Движение экипажа укачивало её, она теряла сознание реальности прежнего мира, мира лачуги и Нахаловки, и сладко-таяла в блаженном полусне. Впервые в жизни она испытала радость покоя, без опасений, без страха.

Вид собственного дома поразил её. «Я здесь живу?» Она вдруг встрепенулась, только теперь заметив, как он грязен, жалок и мал. Как униженно наклонился он в своей ветхости! Распахнув дверь, она впервые заметила запах едкой сырости, въевшийся в стены, в вещи, в самих обитателей, в её мать. «Возможно, и сама я так пахну!» Ей вспомнилась классная дама: «Здесь пахнет сыростью!» Случалось, осторожно потянув носом, её подруги по классу отходили в сторону, сдерживая дыхание.

Но этот день был создан для счастья: кучер вносил книги в дом, и при виде этих богатств вдова, всплеснув руками, уже проливала благодарные, радостные слёзы.

Её вид рассеял минутную горечь в сердце Варвары: да, это – её дом, её мать, её жизнь. Но вот гимназия, вот книги! Будущее счастье закреплено ими.

До самой ночи она рассказывала матери о чудесах «Услады», а мать изумлялась и радовалась, как дитя. Стирая иногда и на зажиточные дома, она всё же не видела их комнат дальше передней и кухни.

– И они тебе всё показали! Спаси их, Господи, за доброту! Боже ж мой! И учили, и кормили, и книг надарили! А ведь генеральская семья! Награди, Господи! Молись за них, Варвара!

Варвара разузнала и о том, как у Головиных стирают бельё.

– У них внизу есть такая комната… две женщины в белых фартуках там стирают – круглый год. Вода льётся из кранов – и тёплая, и холодная. Помои льются в такую дыру, за ней труба – и они куда-то сами выливаются, никто их не выносит. Прачки получают каждый месяц жалованье, и ещё там же живут, пьют и едят. Но Мила не знает, сколько они получают.

Слушая, вдова глубоко вздыхала.

– Полощут бельё тут же, в доме. К стене приделаны такие ванны, под самым краном. На реку полоскать никто не ходит. А вот уж как сушат! Для сушки – особая постройка, вроде дома, только стены не плотные, из частой решётки, как бы сплошь дырявые…

– Да зачем же это?

– Защита от пыли! – торжествующе объясняла Варвара. – И для течения воздуха и света!

– Господи! – крестилась вдова. – Так бы стирать, сушить – одно удовольствие!

– А они жалованье получают, пьют, едят, да ещё в белых фартуках!

– Вот фартуки, что белые, напрасно: запачкаются.

– Слушай дальше! Стены решётчатые раздвигаются, если солнечный день, – и всё бельё на солнце.

– Да, – закачала головою вдова, – уж и чистое же должно быть бельё! А гладят как?

– Гладит другая женшина, а для Милы, её мамы и тёти – у каждой своя горничная, она гладит.

Перешли к разговору о кухне.

– У них на кухню никто не ходит. Кухарка или повар идут сами, если что надо спросить.

Оказалось, что кухня была полна чудес.

– Я посмотрела, куда выбрасывают там сор. Это большой ящик, с ручками по бокам, а в нём – лимонные корки, кожа от яблока, листы капусты, скорлупа от яиц, зелёный лук и маленькие редиски, которые повяли, сухие корки, даже и белого хлеба…

Должно быть, это последнее всего более овладело воображением прачки. Уже когда было поздно, и они обе затихли в постели, и счастливая Варвара почти заснула, она услышала шёпот вдовы:

– Боже ж мой! Я всё думаю про тот ящик. Лук, капуста, редиска, кожа от яблока, корки… Боже ж мой, какой можно сварить суп!