Все течет

– Конечно. Она знает истину. Она считает себя правой. Она считает себя совершенно необходимой для человечества. Она – в восемнадцать лет – готова распорядиться, кому что делать и как жить на всей планете. Она отрицает право остальных людей жить по-своему. Она разучилась сомневаться и критиковать себя. Она чудовищна.

– О!.. – Рассерженная Мила не знала, что сказать.

– Ну хорошо, – обратился к ней Димитрий, – а ты сама хотела бы быть Варварой?

– Я?.. – вдруг осеклась Мила, но спохватившись, добавила: – Я не гожусь. Я совсем другого характера…

– Ну то-то же. И какое это счастье для нас!

В эту минуту Сергей и Варвара вошли на балкон.

В восемнадцать лет наружность Варвары не бросалась в глаза, но было в ней, несомненно, и своё, особое, скрытое для поверхностного взгляда очарование. Она с презрением относилась ко всяким женским украшениям. Большая сдержанность, скупость линий и красок характеризовали её облик. Она походила на статуэтку примитивного искусства, выточенную из редкого дерева и предназначенную артистом выражать о д н у идею. И было большое и спокойное женское достоинство во всём её облике.

Сергей же выглядел едва ли не слишком красивым для мужчины. Все его движения были полны грации. Его голос был необычайно музыкален, и глаза смотрели на мир рассеянно и ласково. Волосы волною лежали на его голове, оттеняя лицо странно живым золотистым сиянием. Его появление где бы то ни было привлекало все взгляды. Всегда занятый тем, что его интересовало, он почти не уделял внимания окружающей обстановке. Он вошёл со словами:

– Почему я избрал астрономию? Почему не человека – как предмет изучения?

Кратко поздоровавшись с хозяевами, он продолжал, обращаясь к Варваре:

– Человек? Научно человек не является ни центром, ни венцом мироздания. Он – случаен. Он – деталь. Человек – одно из многочисленнейших образований на земной коре, следствие каких-то побочных, второстепенных обстоятельств в развитии планеты, и как таковой он всё не может приспособиться, он неловок и несчастен, он случаен – и пройдёт, возможно, уже идёт к исчезновению. Я же ищу знаний о законах мироздания. Астрономия – единственная точная наука, и в ней надежда найти наиболее правильное представление о мире. Я делаю свою, хотя и слабую, попытку. Одна астрономия даёт грандиозные ответы. Ни одна из ваших социальных и политических теорий не может, не должна называться наукой. Они – измышления человеческого ума. Они решают проблемы, не имея всех необходимых данных. Человеческое измышление – ему место в детском саду.

– Слышишь, как пламенно он ей говорит о любви? – шепнул Борис Миле.

Но и Варвара услыхала эти слова. Она вспыхнула, быстро взглянула на него, но не ответила ничем. Она была выше того, чтобы отвечать на насмешливые слова или глупые шутки.

– Пойдём заниматься, – сказала она Миле, – у нас много работы сегодня.

Мила любила Варвару просто и искренне. Она ценила в ней то, чего не было в её других подругах, барышнях её собственного круга: в Варваре не было лжи, притворства, зависти, жадности, хитрости. В ней не было подозрительности, насмешливости, злорадства, лени. А одно, а то и несколько из этих качеств, в той или другой мере, имели все остальные подруги Милы. Главное, в Варваре не было женской мелочности: ужимок, уловок, уколов. На всякий вопрос Варвара отвечала честно и прямо. Мелочи жизни, мелкие досады и неудачи не имели власти над нею. На все случаи жизни у ней было нечто большее, что держало её непоколебимой и сильной. Её сила, случалось, являлась моральной поддержкой и самой Миле. В дни веселья и забав Мила легко забывала о Варваре; в дни трудностей и огорчений она обращалась к ней. После двух-трёх Варвариных фраз огорчение Милы разлеталось в пух и прах, как нечто совсем несерьёзное, над чем можно только смеяться.

Глава XXIII

В честь события – окончания Милой гимназии – в «Усладе» давался большой бал.

Снова был нанят парикмахер Оливко, снова Полина, со ртом, полным булавок, бесшумно металась по полу, и тот же капельмейстер – только старше и толще – так же низко склонялся перед тётей Анной Валериановной.

Варвара решила быть на балу. Шла она не из-за бала, она была выше подобных развлечений, – ей нужно было окончательно, в последний раз, переговорить с Сергеем. На днях она получила от него письмо. Он сообщал, что имеет нечто важное обсудить вместе с нею, и спрашивал, где бы они могли увидеться. Она знала, о чём будет речь, и знала, какой должен быть ответ: согласно разуму и против сердца. Против себя, против этого сердца она и принимала меры. Она хотела избежать всякой возможности интимности. Бал казался самым удобным для этой цели: в библиотеке Головиных во время бала они могли быть в полном уединении для разговора; с другой стороны, это был чужой дом, полный гостей, шума и музыки, и едва ли это являлось местом, располагающим её самоё к излиянию чувств.