Все тёлки мимо

– Он ненавидит Лос-Анджелес, – объявил папа.

– Ничего подобного, – возразил я.

– Послушай, я на твоей стороне. Все эти пробки, люди ссут и срут на тротуарах. Там жить нельзя, – не унимался папа.

– Сэм, никто не ходит в туалет на улице, – вмешалась мама.

– Ты ничего не понимаешь. Там целые реки экскрементов. Ох, бля, хоть на плоте сплавляйся. Поверь мне – я-то знаю. Мы с Конни три года снимали квартиру в Брентвуде, – сказал папа. Конни – так звали его первую жену.

Папа нечасто заговаривал о Конни. Она умерла от рака, когда мои братья были совсем маленькие: старшему было три года, младшему – год. Смерть Конни и последующие семь лет до того, как папа познакомился с моей мамой, – это был особый период в папиной жизни, о котором я почти ничего не знал. Он редко вспоминал о тех временах вслух. Поэтому, если папа все-таки упоминал о Конни, я пытался, по возможности тактично, расспросить об их совместной жизни.

– А в этом доме Конни жила?

– Я купил дом для нее. Потом ее не стало, остались только я и твои братья. Они еще в подгузниках разгуливали.

– Видел бы ты этот дом, когда мы начали встречаться, – включилась мама. – В каждой комнате – только удочки да медицинские книги, на кухне – шаром покати, если не считать арахисового масла. – И мама широко улыбнулась.

– Догадайся почему. Я люблю медицинские книги, рыбалку и арахисовое масло, бля. Вдобавок мне было пофиг. Я завязал с женщинами, – добавил папа.

– Ой ли? Ты ездил на кабриолете "альфа ромео спайдер" и носил кожаную куртку, – заметила мама.

– Я сказал, что завязал с женщинами, а не с еблей, – пояснил папа.

– Ты носил кожаную куртку? – меня разобрал смех.

– Да. Обычный наряд мужчин, которые иногда с кем-нибудь ебутся.

– Ты бы подивился. Он был неотразим, – сказала мама и ненадолго вышла на кухню.

Мы с папой остались наедине.

– А когда ты снова начал встречаться с женщинами? Много времени прошло после смерти Конни? – спросил я.

– Какое-то время прошло. Не помню точно сколько, но не сразу – это да.

– И ты часто куда-нибудь выбирался?

– А то. Весь наш город исколесил, как бешеная собака. Как минимум два раза в неделю куда-нибудь ходил.

– А Дэн и Ивэн? – спросил я.

– Я брал их с собой и заставлял моих спутниц подтирать их обосранные задницы. Ты-то сам как думаешь? Я укладывал их спать и нанимал няню.

– А у тебя с кем-то были серьезные отношения? Или только несерьезные – несколько свиданий и разбежались?

– В большинстве случаев – второе, – сказал папа и отхлебнул виски.

– Как ты думаешь, почему ни с одной из тех женщин у тебя не сложилось?

– Сын, я потерял жену, мне было одиноко. Дерьмовая завязка для романа, сам понимаешь…

При мне папа еще никогда не признавался, что ему одиноко. Наоборот – этот человек встает в полпятого утра чисто ради нескольких минут уединения. И даже в отпуск ездит один. "Неважно, куда я еду, лишь бы со мной никто не ехал, – говорит он. – Я мог бы отдыхать, не выезжая из дома, если бы все – все поголовно, бля – оставили меня в покое".

Папа на свидании… Нет, не могу вообразить, и точка. Папа ненавидит светские беседы ни о чем, а ведь большинство людей на первом свидании худо-бедно пытаются поддержать такую беседу. Меня одолело любопытство: как же папа преодолел этот трудный путь? Когда-то, ошалев от одиночества, вел ненавистные ему разговоры с какими-то занудными дамочками… А теперь преспокойно приходит в ресторан и требует: "Столик на одного… лишние стулья уберите".

В те два дня я от нечего делать размышлял о метаморфозе папы, пока бродил по пляжу или выгуливал пса Ангуса. Вечером в воскресенье, отдохнувший и помолодевший, я сложил выстиранную одежду в мешок для мусора (другой, свежий), кинул его на сиденье машины и вернулся на террасу – попрощаться с родителями. Когда я обнял папу, он протянул мне чек. На семьсот долларов. В графу "для заметок" было вписано его почерком: "Почини свой сраный \'форд\'".

– Ой, здорово, но, пап, зачем? Не надо, я уже кое-что накопил.

– Ох, бля, давай обойдемся без сказочки про белого бычка. Ты сейчас на мели, а у меня есть немножко денег, а твой драндулет давно пора чинить. Что из вышесказанного неверно?

– Все верно, – ответил я.

– Тогда бери.

– Спасибо.

– Пожалуйста. Я знаю, ты вкалываешь до остервенения, так позволь дать тебе один совет.

– Конечно.

– Почини машину и завяжи с переработками. Ты должен выкроить немножко времени для себя. Наведи порядок в своей жизни, бля. Я рад тебя видеть всегда, но только не в пятницу вечером. Улавливаешь?

– Ага.

Мама вмешалась:

– Наши двери открыты перед тобой в любое время.

– Ну, конечно, открыты. Я другое имел в виду, – рявкнул папа.

– Знаю. Но я хотела проверить, понял он или нет, – откликнулась мама.

– Да понял он все. Он не тупой. Скажи ей, остолоп, что ты и подтекст улавливаешь, – повернулся папа ко мне.

– Да, мам, я улавливаю подтекст.

– Вот видишь, Джони! А теперь катись отсюда. Я веду твою маму ужинать, – объявил папа.