Все тёлки мимо

Аманда уехала в Сан-Франциско на выходные. Я договорился, что в воскресенье сделаю ей сюрприз в ресторане "Иностранное кино" в Мишен. Задам ей главный вопрос. Чтобы оказаться за столиком в Сан-Франциско (заказанным на пол-одиннадцатого утра), я взял билет на семичасовой рейс из Сан-Диего. Встать надо в пять. Вечером я поставил сотовый телефон на зарядку и настроил его будильник: пусть звонит ровно в пять, а потом еще и в десять минут шестого – вдруг я просплю первый сигнал? Я лег и немедленно забылся сном.

Ночью я проснулся, чтобы сходить в туалет. И обнаружил: электричество отключили. Нащупал в потемках телефон. Время – начало второго. Зарядки в телефоне – всего одна палка. Надо куда-то ехать, чтобы зарядить телефон, иначе, вполне возможно, будильник не сработает. Я вскочил, схватил с комода коробочку с кольцом, натянул выходные брюки и голубую рубашку, приготовленные загодя, и вышел в ночь.

Спустя двадцать минут я подъехал к родительскому дому. Ступая на цыпочках, прошел по узкой дорожке к крыльцу, вставил свой ключ в замок, робко открыл дверь. Внутри было темно – хоть глаз выколи. Я свернул в гостиную, вытянув перед собой руки, – боялся на что-нибудь наткнуться.

– Если ты не из моей семьи, бля, пеняй на себя, – раздался из угла папин голос.

– Это я! Джастин! – закричал я. Сердце у меня екнуло.

Тут загорелась лампа. Папа в домашних трениках (серых, на сей раз без спортивных полосок) сидел в кресле-качалке, с кружкой горячего пунша, благоухавшего на всю комнату.

– Извини, я не ожидал, что тут кто-то не спит, – сказал я.

– Ты вообще понимаешь, что я псих с дробовиком? Ты вообще понимаешь, что я ненавижу, когда по моему дому, бля, шлындают какие-то туманные тени?

– Прости, пожалуйста, пап. Я думал, все спят. Боялся вас разбудить.

– Ну ладно, сын, а какого черта ты тут делаешь?

Я объяснил, что у меня выключили электричество и что мне надо зарядить телефон, чтобы будильник сработал, а то я просплю самолет до Сан-Франциско и не попаду в Мишен в назначенный час…

– Ну хватит, хватит, блин, целый моноспектакль развел, – сказал папа. – Ложись здесь, на диване, заряди телефон, поставь будильник, а я уж подниму тебя вовремя и доставлю в аэропорт.

С этими словами он допил пунш и гордой походкой удалился в спальню. Я включил телефон в ближайшую розетку, снял рубашку и брюки, чтобы не измялись, прилег на диван, сомкнул веки и заснул.

Проснувшись, я увидел, что папа стоит надо мной, одетый все в те же треники, пьет из кружки – на сей раз кофе, – а в свободной руке держит толстую книгу.

– Тебе пора ехать, – сказал он, тыча меня фолиантом в щеку.

– Я, что, проспал будильник? – пробормотал я в полудреме.

– Понятия не имею.

– А который час? – спросил я, протирая глаза.

– Четыре.

– Пап, я поставил будильник на полшестого. Я страшно устал, – ответил я, закрыл глаза и отвернулся к стене.

– Чушь собачья. Ты только внушил себе, что устал. В медицинской школе я спал один час в день, а утром вставал и принимал роды, бля.

– По-моему, ты поступал безответственно, – буркнул я и натянул свою футболку на голову, надеясь, что он от меня отстанет.

– Вставай. Я завтрак приготовил. – Папа щелкнул выключателем, и сквозь мои веки пробился ослепительный свет.

Я понял: сегодня мне все равно не дадут поспать. Приподнялся с дивана. Встал, доковылял до стола, где стояли две тарелки с беконом (не менее десятка ломтиков на нос) и поджаренным зерновым хлебом. Папа вручил мне кружку с дымящимся кофе. Уселся напротив, раскрыл книгу, которой меня тыкал, – пространную биографию Трумэна. И молча сидел себе, читал, периодически откусывая от бутерброда с беконом. Через минуту мне стало невмоготу.

– Ты меня разбудил ради завтрака, но вообще не хочешь разговаривать? Просто хочешь… завтракать в полном молчании?

– А что, хорошая идея, – сказал папа, не отрываясь от книги.

– Послушай, – не унимался я, – я последовал твоему совету. Весь день бродил по парку, размышлял насчет предложения руки и сердца.

– Наверно, плодотворно, раз не передумал, – пробормотал папа и перевернул страницу.

– Да, плодотворно. У меня такое чувство… уверенность стопроцентная. Я сделал свой выбор. Я выбираю Аманду.

Папа вскинул голову, уставился на меня. Его густые брови сдвинулись. Казалось, по его лбу ползет мохнатая гусеница.

– Бред сивой кобылы, да и только, – папа захлопнул книгу, положил на стол.

– Как? Почему вдруг бред?

– Ты стопроцентно уверен, что этот брак будет удачным? – спросил папа.

– Пап, разве можно задавать такие вопросы?

– Знаешь, как отличить говенного ученого от нормального?

– Нет. Не знаю. Меня это не волнует. Я не хочу сейчас обсуждать эту тему, – отрезал я.

– Будь добр, уймись в конце концов, бля. Кушай бекон.

Я отодвинул тарелку на дюйм, откинулся на спинку стула, с непокорным видом скрестил руки на груди. Можно подумать, мой отказ от бекона заставил бы папу понять всю глубину моей обиды.

– Говенный ученый приступает к эксперименту, намереваясь получить конкретный результат.

– Но так все ученые делают, разве нет? Это же и есть гипотеза?

– Что-о? Нет. С какого бодуна ты это взял? Ох ты господи. Черт бы побрал наши государственные школы. Гипотеза – это когда ученый говорит: "Вот что может произойти, по моим предположениям".

– Ну да.

– Но когда ты приступаешь к эксперименту в железной уверенности, что ты прав, ни хрена из твоего эксперимента не выйдет, это уж точно, потому что ты абсолютно не готов к неожиданностям. И потому, когда начнется всякая непредвиденная хрень – а она наверняка начнется, – ты либо ее не заметишь, либо прикинешься, что ничего не было. Потому что ты не веришь, что можешь облажаться. И чем это кончается, знаешь?

– Неудачей?

– Именно. Значит, единственный способ провести удачный эксперимент – с самого начала смириться с фактом, что твой эксперимент может провалиться.

Я тихо сидел, обдумывая услышанное.

– Я хочу сказать, что с супружеской жизнью то же самое, – разъяснил папа.

– Ага, я понял.

– Ой, блин, ты же не знал, что такое гипотеза. Я просто проверяю, уловил ли ты аналогию.

– Ну хорошо, и как сделать, чтобы брак удался? – спросил я.

– Ох, бля… Я лично без понятия. Обычно я просто пытаюсь себе напомнить, что нашел женщину, которую вроде бы не раздражает всякая хрень – все проблемы, которые прилагаются к совместной жизни со мной. А значит, я должен вести себя прилично, бля. А еще я не захожу поссать или посрать, когда твоя мама принимает душ.

– Я принял правильное решение. Нутром чувствую, – сказал я.

– Вот и хорошо, так и следует. Девчонка роскошная.

– Пап, меня передергивает, когда ты так говоришь. Ну прямо как про лошадь.

Папа только расхохотался:

– Иди вымойся. Нельзя вонять, когда делаешь женщине предложение.

И снова уткнулся в свою книжку про Трумэна.