Все цвета радуги

Лада на мгновение приникла к Рангару, но прежнего наката оглушающей нежности он не испытал… он не раз уже ловил себя на том, что подобное состояние приходит к нему все реже, и он думал в таких случаях, что виной всему чересчур спокойная, размеренная жизнь, отчего слабеют мышцы, чувства и тупеют мозги, заплывая жирком сытости и комфорта. Ведь он знал, уверен был, что в душе его истинные чувства к ней не изменились, и он так же любит ее, как и двенадцать лет назад, но вот прорваться этим чувствам наружу будто мешало что-то… нужна крепкая встряска, думал он в такие минуты, даже не подозревая о том, что она близко, да только не “встряска”, а нечто ужасное, для определения которого даже слова соответствующие подобрать трудно…

Он посмотрел на Ладу. Она глядела на него своими неправдоподобно синими глазами, и та же любовь, что и все эти двенадцать лет, светилась в них… вот только все чаще в последнее время в них гнездилась и грусть.

– Устал я, – сказал Рангар, отведя взгляд. – Пойду отдохну.

– Скоро закончатся уроки у Олвара, – робко напомнила Лада, – ты обещал потренировать его. Не будешь?

При упоминании о сыне в груди Рангара словно потеплело.

– Как это не буду? Обязательно потренирую! Только придет, поест, так пусть сразу ко мне идет.

Рангар встал и удалился в свой рабочий кабинет, куда без его разрешения могли входить лишь жена и сын, но и они старались не делать этого без крайней надобности. Рангар уединялся здесь в минуты особо тяжелых приступов непонятной ему самому и оттого тщательно скрываемой от окружающих депрессии и предавался либо воспоминаниям о событиях двенадцатилетней давности, либо думал о сыне. В такие минуты он едва ли не на полном серьезе считал, что Олвар – единственное светлое пятно в его нынешней жизни, делавшее ее не до конца беспросветной. Потом, конечно, эти приступы проходили, и он то бросался в объятия Лады, словно стремясь наверстать упущенное, то с утроенной энергией хватался за государственные дела. Но отношение к сыну от его собственного состояния не зависело.

Что касалось Лады, то, как он ни притворялся, что с ним все в порядке, чуткое женское сердце обмануть было трудно, и он не раз ловил на себе ее тревожные, вопрошающе-испуганные взгляды, а однажды застал жену плачущей. Тогда в его душе словно перевернулось что-то, он прижал Ладу к себе, осыпая поцелуями мокрое от слез родное лицо, и сделал-таки то, о чем она неоднократно, робко и в то же время настойчиво просила: снял кольцо Алзора с руки и запер его в шкатулку. Лада, чья любовь к Рангару граничила с обожанием, почему-то считала, что кольцо из Иномирья, в свое время столько раз спасавшее ее любимого и его спутников, сейчас лишь вредит Рангару, забирая силы и хорошее настроение, служит причиной приступов хандры мужа и даже некоторого (но для нее очень болезненного) охлаждения его к ней, Ладе.

Лада сильно воспрянула духом, когда кольцо оказалось в шкатулке, и на некоторое время их любовь вспыхнула с новой силой, сжигая как двенадцать лет назад и тем самым подтверждая ее догадки и опасения.

Рангар совершенно не разделял точку зрения жены касательно кольца, однако он не мог не признать, что каждый сеанс связи с Алзором погружал его в мрачное и унылое состояние, очень сходное с описанными выше приступами депрессии; это было так, будто в темной мрачной комнате приотворялась дверь, ведущая в блистающий, огромный и величественный мир, он бросался к ней… но дверь захлопывалась перед самым носом. Конечно, он мог открыть эту дверь, достаточно было его твердого решения и соответствующей просьбы Алзору… но он никак не мог решиться на этот шаг, ибо, помимо прочего, над ним висел долг, а это слово никогда не было для Рангара пустым звуком. Поэтому он резко ограничил число сеансов связи с Алзором, постаравшись объяснить тому причину (Алзор, конечно, все понял, но вот одобрил ли – Рангар сомневался).

Войдя в кабинет, Рангар бросил взгляд на затейливой работы этажерку из жемчужного дерева, где стояла шкатулка с кольцом, и заколебался, испытывая внутреннее борение.

Из близкого к ступору состояния его вывел как бы мягкий толчок в грудь – так он воспринимал вызов через Магический Кристалл.

В сполохах сиреневого света возникло знакомое лицо, и Рангар радостно воскликнул:

– Ольгерн, дружище! Рад тебя видеть!

– Я тоже, – улыбнулся Ольгерн Орнет, нынче (и уже семь лет) Верховный Маг Лотоса, но тревожное выражение не пропало из глаз, и Рангар заметил это.

– Что-то случилось? – спросил он озабоченно.

– Пока нет, – Ольгерн Орнет слегка нахмурился, – но вполне вероятно, что случится. Сегодня я смотрел в Око Пророка… и увидел на основном событийном стволе непроницаемое пятно… такое же, какое когда-то наблюдал во время нашей первой встречи в Валкаре… и еще перед твоим поединком с Глезенгх'арром. Мне это очень не нравится, и я обеспокоен. Не исключено, что тебе, Ладе и Олвару грозит опасность.