Все цветы Парижа

Ты всегда говорил, что мы слабо контролируем дороги, по которым протекает наша жизнь, что они бегут сами собой, как им вздумается. Если это так, тогда пусть так и будет, пускай себе бегут без насилия и борьбы. Я не знаю, куда меня приведет моя жизнь. Но, как ты говоришь, наши судьбы уже написаны в звездах. Будет ли у нашей истории счастливый конец, знают только звезды.

Мне очень трудно это писать, но я прошу отпустить меня. Мне невыносимо видеть тебя. Слишком больно. Пожалуйста, не пиши и не звони мне.

Я буду всегда любить тебя, всегда думать о тебе, всегда жалеть, что не нашла в себе достаточно сил и отпустила твою руку.

Мне очень жалко.

С любовью,

Каролина

Я закрыла ноутбук, ошеломленная собственными словами. Я не помнила, как писала это письмо. Если он действительно его получил, оно наверняка ранило его. Но даже после этого он вернулся в Париж. Сделал еще одну попытку.

Я выглянула в окно, смахнула слезу и посмотрела на часы. Нужно было спешить. Я обещала Инес встретиться с ней в час у ее матери. Я опоздаю, если не потороплюсь.

Вздохнув, я прошла мимо лифта и поднялась по лестнице в квартиру на втором этаже. Мать Инес жила на тихой, тенистой улице в десяти минутах ходьбы от арт-студии. Инес считала, что мне будет полезно поговорить с ее матерью, и хотя я долго упиралась, решительность Инес все равно взяла верх.

– Мама приглашает тебя на кофе во вторник к часу дня, – сообщила она. – Так что приходи, не огорчай старушку.

Инес встретила меня в дверях и пригласила в маленькую, но красивую квартиру. Взяла у меня пальто и жестом показала на залитую солнцем гостиную, где над камином висели дюжины семейных фотографий. У окна в кресле-реклайнере сидела старая дама с белым пухом вместо волос.

– Проходи, – сказала Инес. – Познакомься с моей мамой.

– Мама, пришла Каролина, – сказала она матери. – Та самая женщина, про которую я рассказывала.

У старушки загорелись глаза.

– Дочь сказала, что вы очень талантливая художница.

– У Каролины даже была собственная студия в Калифорнии, – подтвердила Инес.

– Калифорния! – мечтательно произнесла это слово старушка. – Там растут пальмы.

Инес принесла мне кофе, и я села рядом с ее матерью.

– В прошлом году мы собирались туда поехать, но мама заболела, – пояснила Инес.

– К весне я поправлюсь, и мы все-таки съездим туда, – возразила ее мать.

Я улыбнулась, восхищаясь ее оптимизмом.

У Инес зазвонил телефон. Она извинилась и ушла на кухню.

– Ну, – заговорила старушка. – Инес сказала, что у вас было в прошлом много боли.

– Да, – подтвердила я.

– Вы не одиноки в этом, – сообщила она, глядя в окно. – Я была совсем маленькой, когда немецкая армия вошла в Париж и навсегда изменила нашу жизнь. Я потеряла в годы войны всю семью.

Я прижала руку к груди.

– Как я вам сочувствую.

– Невозможно справиться с такой болью, но знаете, что я поняла за свою долгую жизнь?

Я покачала головой.

– Боль и горе хотят одного: утопить человека в их трясине. – Она сжала руку в сухой кулачок. – И когда вы покоряетесь им, они становятся победителями. Ну, и кому это нужно? Вам это надо?

Вместо ответа я лишь вздохнула.

– Я знаю, что вы подумали: что я всего лишь старуха с глупыми идеями.

– Нет-нет, я…

– Все окей. Возможно, я кажусь глупой. Но достоинство старости в том, что ты меньше переживаешь из-за того, что о тебе думают другие, а вместо этого фокусируешься на том, что действительно ценно и важно. – Она взяла меня за руку и крепко ее сжала. – Инес говорит, что у вас случилось несчастье. Она рассказала мне вашу историю.

Я молча кивнула.

– Ваша милая доченька вряд ли хотела бы, чтобы вы тонули в вашем горе. Плывите к берегу. Уверяю вас, вы сможете это сделать. Вот я смогла.

Я вытерла слезинку. Инес вернулась из кухни. После этого мы непринужденно поговорили на разные темы, а через полчаса я стала прощаться. Старушка снова посмотрела в окно. Там начинался дождь.

– Надеюсь, вам недалеко идти? – спросила старушка. – Погода отвратительная.

– Нет, недалеко, – ответила я.

– Каролина живет на улице Клер, – добавила Инес, – недалеко от моей студии.

– О, а где?

– В доме восемнадцать, – ответила я.

У нее загорелись глаза.

– Я знаю вашего консьержа, – сообщила она.

– Господина де Гоффа?

– Да, – подтвердила она. – Как и я, он был оторван в годы войны от своей семьи. Недалеко от вашего дома немецкий солдат вырвал у него из рук любимую игрушку, медвежонка. – Она тяжело вздохнула. – Может, вы не знаете этого, но под всеми слоями боли скрывается чудесный человек с золотым сердцем. Всю жизнь он был мне добрым другом, я делилась с ним самыми сокровенными вещами.

Мне стало любопытно, были ли у них когда-нибудь романтические отношения, но я решила не совать нос в чужую жизнь.

– Что ж, будьте здоровы, Каролина, – сказала мне на прощание старушка. – И запомните то, что я вам сказала.

– Да, спасибо, – поблагодарила я, обняла Инес и вышла из квартиры.