Все твои тайны

Какое чудесное ощущение! А уж какое возбуждающее! Оливия запрокинула голову, чтобы как следует рассмотреть мужа, потому что даже сидя в кресле пониже он все равно нависал над ней.

– Пожалуй, я не прочь разделить с тобой пару-другую радостей любовной близости, – выпалила она.

Дейн оторопел:

– Сейчас? Прямо в кресле? – Глаза его снова блеснули лукавством.

– Опять ты меня дразнишь, – пожурила его Оливия. Дейн медленно кивнул:

– Извини. Не смог удержаться. Не самое подходящее время для шуток, да?

Оливия отдернула руки и встала. Она снова ляпнула что-то не подумав. Маменьке так и не удалось полностью искоренить в ней этот недостаток. Однако на попятный идти слишком поздно. Она в самом деле находила его весьма привлекательным, к тому же он так обнадежил ее относительно своих предпочтений…

Щеки ее зарделись, но она даже не попыталась отвернуться.

– Я тут подумала: зачем тянуть?

У Дейна тут же подскочил пульс, равно как и кое-что другое. Быть может, Оливия – именно та, кого он так долго искал? Она определенно его не боялась (по крайней мере пока он был в одежде). Едва ли это можно было сказать о… обо всех.

Глядя на его колебания, Оливия испустила тяжелый вздох.

– Ну, не мне же начинать? Я даже не знаю с чего.

Ее наполовину раздосадованное, наполовину смущенное выражение лица разоружило Дейна.

– Ну, – медленно вымолвил он, вставая с кресла, – можно начать с поцелуя.

Оливия почувствовала, как лед и пламень вихрем пронеслись по ее телу, когда он двинулся на нее. И хотя она сама настояла на этом, она поймала себя на том, что отступает на шаг каждый раз, когда он делает шаг вперед. В конце концов она уперлась задом прямо в массивный столбик кровати и ухватилась за него, чтобы не упасть. Виконт продолжал наступать на нее. Он подошел так близко, что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо.

– По-моему, выше тебя я никого не встречала, – услышала она свой тихий голос.

– Я внушаю тебе страх?

Из груди ее вырвался легкий, хриплый смешок. Уж чего-чего, а страха она решительно не испытывала. Гринли моргнул.

– Я так понимаю, это означает «нет»?

Оливия невинно распахнула глаза, не в силах удержаться от того, чтобы не уязвить его раздутое самолюбие, хотя сама с трудом переводила дух.

– Я могла бы прикинуться испуганной, если тебе угодно. – Уголок его точеного рта дрогнул.

– А я мог бы прикинуться коротышкой, если тебе угодно.

Надо же, здоровое чувство юмора! Еще одно восхитительное качество в копилку ее знаний о муже. Оливия буквально растаяла, а ее волнение снова пошло на убыль.

– Когда же ты наконец меня поцелуешь, муж мой? – прошептала она.

Гринли наклонился к ее уху, намеренно щекоча своим теплым дыханием чувствительные островки ее кожи.

– Когда же ты наконец замолчишь, жена моя? – «Жена моя».

Оливия вновь с потрясением осознала, что онажена норманнского бога.

«Теперь ты мой».

Должно быть, она произнесла эти слова вслух, потому что норманнский бог улыбнулся, уткнувшись ей в шею.

– Похоже на то, – промолвил он. Рокот его низкого голоса прокатился по закоулочкам ее существа, о существовании которых она даже не подозревала, отозвавшись ноющей болью где-то в животе и покалыванием в маковках грудей.

Теплыми губами Дейн коснулся шеи, линии подбородка. И вот его дыхание Коснулось ее уст. Замерев, он тянул время. И Оливия не вытерпела. Встав на цыпочки, она требовательно чмокнула его в губы. Гринли окаменел, когда Оливия с силой прижалась к его губам.

Вначале Оливия испытала острое разочарование. Ощущения от прикосновения к губам Дейна нельзя было назвать неприятными, но они не шли ни в какое сравнение с тем, что она чувствовала, когда его дыхание ласкало ей шею. Девушка неуверенно отступила назад, но в этот момент Гринли рывком прижал ее к груди и припал к ее устам.

Дейн не собирался вот так на нее набрасываться, просто очень уж неожиданно она оказалась рядом: Она нежно коснулась его губ, а восхитительная тугая грудь уперлась в его плотное тело.

Он чертовски долго сдерживал себя…

И внезапно иссушающие душу унылые годы нескончаемого воздержания умчались прочь, а жаркая волна острого желания поглотила его безупречную выдержку. На короткий, вобравший в себя вечность миг он прижал к себе целомудренную, непорочную дочь Челтнема так, будто она была его единственной надеждой. Словно он боялся утонуть в этом потоке. На коротенький отрезок пути секундной стрелки он впился в ее уста, словно умирающий с голоду дикарь, которому нежданно-негаданно перепало роскошное угощение.

Это длилось всего секунду, или две… или десять. Но Дейн резко пришел в себя. Все его существо кипело возмущением от собственного буйства. Он вдруг обнаружил, что его целомудренная женушка, вцепившись обеими руками в его рубашку и прильнув к его губам, издает еле слышные жалобные звуки.