Все уезжают

Венди Герра Все уезжают

Нас не касается этот ужас, но мы вечно в тревоге и страхе за всех, кто нам дорог, за всех, кому нельзя помочь[1].

Анна Франк.

Дневник от 19 ноября 1942 года

Не помню, когда именно я решила, что пора перестать быть ребенком.

За то, что росла в одиночестве, в то время как все уезжали из страны, я заплатила очень высокую цену. Они постепенно покидали меня; сегодня я не могу вести себя, как нормальная женщина, — я отгорожена от остального мира. Инструменты, которыми меня снабдили, для нормальной жизни не годятся; я жила изгнанницей в Дневнике и лишь на его страницах чувствовала себя уютно и безопасно. В нем я всегда была взрослой и только притворялась ребенком, хотя вернее — я была чересчур взрослой для Дневника и чересчур ребенком для реальной жизни.

Я исповедовалась на его страницах с тех пор, как научилась читать и писать. Я мечтала поскорее вырасти, вбирала в себя все, что происходило вокруг, и украдкой писала, чтобы тем самым очиститься и отыскать выход, которого не нашла до сих пор. Теперь я не способна совершить то, чего от меня ждут. Я оставляла кусочки себя в каждом из мест, куда попадала против своей воли, и сегодня не знаю, как собрать воедино свой рассыпавшийся в прах мир.

Моих родителей уже нет, они ушли один за другим. Однако, осиротев, я ощущаю их влияние больше, чем в их присутствии, когда они заставляли меня подчиняться своим правилам. Вспоминается Сьенфуэгос (город моего детства, который пугает меня), дело моей матери, суд, назначивший надо мной опеку, мое собственное дело.

Чтение обоих дневников, детского и юношеского, стало для меня путешествием в страдание. Я вывернула себя наизнанку, как перчатку, вот только внутри неожиданно обнаружила подкладку из шелка, чего раньше никогда не замечала, потому что была занята только тем, чтобы получше выдубить кожу снаружи и перенести удары этих последних лет. Перчатка служила мне как боксеру, и я не упала, устояла благодаря чуду — когда спасение приходит случайно и тебя вдруг защищает чужая броня.

Родиться на Кубе означало, что ты должна приспособиться к отсутствию мира, в котором живут обычные люди. Я не умею пользоваться кредитной карточкой, мне не повинуются банкоматы. Вывести меня из равновесия, сбить с толку, заставить пасть духом способна простая пересадка в аэропорту чужой страны. Снаружи я чувствую себя в опасности, внутри — как в комфортабельной тюрьме.

Не знаю, в какой момент я позволила, чтобы у меня отобрали все и оставили одну, нагишом, с Дневником в одной руке и помадой — с помощью которой я пытаюсь покрасить губы в пунцовый цвет, пожалуй, слишком яркий для женщины неопределенного возраста — в другой.

Дневник детства

Родина — это детство.

Шарль Бодлер

Лагуна-дель-Кура, Сьенфуэгос, Куба, 1978 год

Моя мать вышла замуж за иностранца, шведа, он работает на атомной электростанции.

Мы живем в доме на берегу лагуны. Здесь полно всяких странных приспособлений вроде веревок с якорем на конце, с помощью которых из воды вытягивают блестящие кастрюли. Кастрюли держат там для того, чтобы благодаря соли они всегда были чистыми. Фаусто, муж моей матери, — мужчина очень красивый, светловолосый и высокий. Он купается голышом, голым разгуливает по берегу и газету читает тоже голым. Газета эта всегда одна и та же, со шведскими буковками.

Когда соседи приносят нам контрабандную рыбу, Фаусто с большой неохотой одевается. Мама его пугает, говорит, что нас посадят в тюрьму, и тогда он натягивает обтрепанные до неприличия джинсы.

Мы даем местным жителям пищу для разговоров, потому что живем в роскошном районе, где дома смотрят на море. Некоторые, как наш, который государство временно дало Фаусто, выходят к лагуне. Моя мать не хочет, чтобы я привязывалась ни к этому, ни к какому-либо другому дому, — мы здесь временные. Это правда.

Материальные вещи значения не имеют, так что я живу, как в общежитии. А мне это нравится! Каждый день я проплываю отрезок, соединяющий лагуну с морем. Бросаю школьную сумку в патио, снимаю форму, кладу ее в гамак и — плюх! — бросаюсь в воду.

Я как рыба в стремительном потоке — он хочет унести меня с собой, но я сопротивляюсь и после долгих усилий добираюсь до берега. Потом вновь вхожу в воду и неподвижно лежу на поверхности, отдаваясь на волю течения: я обломок лодки, стекляшка, сломанная кукла, пресноводная рыбка, чуть двигающая плавниками в потоке. Но вот попавшая в рот соленая вода подсказывает мне, что нужно держать ухо востро, потому что я уже в бухте.

Суббота, 13 ноября 1978 года

Мой отец появился спустя много месяцев. В этом доме он был впервые. Держался отчужденно, настороженно, но кофе выпить согласился.