Все уезжают

Когда женщина уехала, рыжая спросила, сколько та мне заплатит за удочерение. Тут я совсем растерялась. В школе говорят, что эта программа не имеет ко мне отношения, но женщина собирается меня удочерить. Рыжая говорит, что мне заплатят, а я без мамы не знаю, что делать. Рыжая сказала, что хочет один процент с того, что мне заплатят. Я спросила, сколько это приблизительно будет, и она ответила, что сто песо. Сто песо!

Воскресенье, 19 января 1980 года

В воскресенье меня навестили отец и Фаусто. Между отцом и мною села психолог и слушала весь разговор. Встречаться с ним наедине я не захотела, отказалась наотрез. Отец на-стаивал, чтобы я вернулась к нему по-хорошему, потому что он все равно опять выиграет в суде. Я твердила, что нет, ни за что. Потом психолог сказала, чтобы он уходил, и я вылетела оттуда пулей, чтобы не пришлось его целовать.

Фаусто вообще не пропустили, поскольку он иностранец… Но я, улучив момент, сбежала и повидалась с ним у заднего забора. Это рыжая мне подсказала. Сколько хорошего сделала мне эта девушка! Фаусто поздоровался со мной через ограду и вложил в руку белое перышко, заставив меня сжать пальцы в кулак, чтобы оно не улетело. Сказал, что в четверг вечером улетает в Швецию и надеется, что мы присоединимся к нему еще до начала лета.

Мама, видимо, выигрывает. Я это знаю, потому что в противном случае Фаусто не стал бы говорить о том, что мы поедем в Швецию. Кроме того, отец упрашивал меня слишком долго. Это неспроста.

Примечание

Фаусто попросил перечислить блюда, которые мне здесь дают. Я назвала некоторые из тех, что давали на этой неделе. Он все записал, а потом еще раз поцеловал меня, сел в машину и уехал.

• Рис, отварная ставрида с костями, цветная фасоль, заварной крем.

• Рис, горох, вареное яйцо, отварной банан, рис с молоком.

• Темный рис, жареная треска, вареная картошка, рис с молоком.

• По утрам подгорелое молоко и кекс.

Понедельник, 20 января 1980 года

По-настоящему подралась с Мисуко, потому что она думает, что может командовать всеми девочками в общежитии, в том числе и мной. Она, видите ли, тут самая главная. И все это говорится в таких выражениях, что нельзя повторить.

Мы были в душе, который и душем-то трудно назвать, просто ржавые трубы, и она сказала, чтобы я выстирала ей трусы. Я не собираюсь быть ее служанкой. К тому же мыло мне одолжила рыжая, и я не могу его просто так тратить. Мисуко сказала, что будет ждать меня снаружи. Но я не дала ей такой возможности и тут же на нее налетела, а то потом она бы напала на меня врасплох, и это было бы гораздо хуже. Она поскользнулась и поранила себе бровь. Врач считает, что ничего серьезного, даже швы не пришлось накладывать. В дирекции она обо мне ни словом не обмолвилась, потому что уже меня боится. Я много чего могла бы рассказать про Мисуко, но не собираюсь этого делать, потому что пишу здесь только о себе и не хочу ни на кого ябедничать.

Четверг, 24 января 1980 года

Приезжали мама и Норма.

Норма — это та самая сеньора, что хочет меня удочерить. Мама была очень смущена, так как не могла себе представить, что ее вызывают для этого.

«Как можно удочерить девочку, у которой есть родители?»

Я тихонько заметила ей: «Не похоже». Учительница с директрисой вытаращили глаза. Мама покраснела. Директриса засмеялась. Два дня назад она сказала мне, что с такими родителями и таким именем, которое они мне дали, можно сойти с ума. Как только могло прийти в голову назвать ребенка Ньеве[10] в такой жаркой стране, как Куба!

Мама привезла с собой бумагу от адвоката, разрешающую забрать меня из Центра. Норма везет нас на своей машине — это «полячок», напоминающий консервную банку. Я сижу сзади и пишу. Мама не осмеливается со мной заговорить. А я уже не знаю, хочу ли я ехать домой. Единственным человеком, который меня провожал, была рыжая. Она очень хорошая, но нет никого, кто бы мог вытащить ее отсюда. Сочувствую ей. Всякий раз, когда я закрываю за собой какую-нибудь дверь, мне кажется, что я больше никогда не увижу находящихся там людей. Я внимательно смотрю на них, чтобы потом не забыть. В это краткое мгновение, в этот миг я вбираю все глазами и уношу с собой. Такие моменты я про себя называю «никогдашники», потому что знаю, что больше никогда не вернусь сюда, да и во многие другие места, где мне довелось жить.

По-моему, мы направляемся в сторону Паломара. Прощай, лагуна! Фаусто уехал сегодня утром, а мы там жили на птичьих правах. Кончилось счастливое время, проведенное на пляже. Нельзя привыкать к одному месту.

Посмотрим, что скажет мне мама, когда мы останемся с ней наедине.

В этой машине сильно трясет. Перестаю писать.

Пятница, 25 января 1980 года

Уму непостижимо, что говорит моя мама! «Уехала одна девочка, а вернулась другая». Я, видите ли, не убираю постель и не помогаю ей по дому. Вдобавок она хочет, чтобы я оставалась такой же, какой уехала. У меня уже нет сил все это выносить.