Все уезжают

Стихи, которые прочла мне Клео, великолепны. Это было, когда я уже собиралась идти домой, прослушав финал ее романа. Клео — великая поэтесса, этого нельзя отрицать; когда она читает, меня бросает в дрожь. Она не декламирует, а словно вспоминает полузабытые слова; ее язык точен, ярок, изыскан. Текст говорил о том, как уничтожаются стихи, когда начинаешь их записывать: ты убиваешь их собственными руками в тот самый момент, когда пытаешься это себе вообразить. Я восхищаюсь Клео — в поэзии она непревзойденный мастер.

Возвращаюсь пешком в Новое Ведадо.

Клео подарила мне шесть шляпок, которые я несу в одной коробке; седьмую я должна купить уже в Париже, в один из воскресных дней. Это похоже на прощание. Я замечаю это, наверное, потому, что сама привыкла прощаться подобным образом. Я подарила Клео посвященные ей стихи. Мой первый серьезный текст, мой прыжок в пустоту. Я оставила их ей в запечатанном конверте, чтобы она прочла их в Париже. Мы молча поцеловались и больше об этом не говорили. Она тоже боится микрофонов. Иду домой пешком. Думаю о том, что теряю, чтобы, возможно, когда-нибудь обрести вновь. Кто знает…

Даже Освальдо постепенно изглаживается из моей памяти: я не видела его уже девять долгих месяцев и начинаю забывать его лицо. Когда он звонит мне по субботам, то рассказывает, кто еще из знакомых туда приехал; здесь никого не осталось. Аурелия с Лией уже в Мексике. Хесус по-прежнему в Париже. В общем, по эту сторону из художников почти никого. Они стали уезжать один за другим после той охоты на ведьм, какую устроили в связи с их выставками.

Надеюсь, что Освальдо скоро вытащит меня отсюда. Привязанности у меня не рассчитаны на долгое время; если их не подпитывать, они ослабевают. Я никому не верю. Никого не жду. Так меня воспитали и такая я есть.

Ничто и никогда не происходило так, как мы с мамой планировали.

За годы детства я распрощалась со всеми своими друзьями. Сегодня простилась с Клео — и когда по очереди примеряла ее великолепные шляпки, поняла окончательно.

Скольких мне еще доведется проводить, прежде чем удастся уехать самой! Я снимаю ее шляпу в знак уважения.

Счастливого пути, дорогая Клео.

Зима 1988 года

Продолжаю посещать галереи

На выставке, куда я ходила сегодня вечером, кто-то наступил на изображение Че, сделанное на полу.

Кого-то уже за это арестовали. Говорят, что это был один из членов «Арт-Улицы», но я не уверена. Я всегда быстро прохожу по Рампе, по ее украшенным керамикой тротуарам; тысячи людей ежедневно наступают на творения Вифредо Лама и Мартинеса Педро, но это не то же самое. Вранье. Искусство и политика — разные вещи. Никто не вправе попирать ногами изображение героя. Не знаю, было ли это частью перформанса и кто-то по ошибке возомнил себя владельцем образа того, кто, как нам говорили, был нашей кармой на всю жизнь, и прошелся по нему, а это сочли надругательством. Если изображение находилось на полу и кто-то самым естественным образом прошел по тому, что лежит в основе всего происшедшего с нами, так это прекрасно и нормально. Если бы это было своего рода катарсисом, очищением, сам герой наверняка бы это понял. Че — это все обыденное, все то, что ежедневно происходит во всех домах нашей страны: его астма и его сумасбродные идеи, его самоубийственная душа. Все, что он сказал, и все, что он разрушил своей непочтительностью, не составляет и тысячной доли кощунства, со вершенного по отношению к его образу. Сколько разных вещей он нарушил? Но вот кто-то поставил свою ногу на изображение «Героического партизана», спокойно прошелся по запретному — и наступил конец света. Галерея закрыта. А как же иначе, ведь закрывать выставки стало у нас модно! Как жалко.

Собираюсь пойти посмотреть сквозь стекло, прижавшись к нему носом, на месте ли изображение Че, поруганное или победоносное. Хочу выяснить, оставили ли его на полу.

Мой диплом

В пятницу я защищаю диплом и одновременно меня оценивают с точки зрения продолжения учебы. На будущий год я должна перейти в Высший институт искусств, но поскольку постепенно сжигаю свои корабли, все понимают, что к тому времени меня уже на Кубе не будет.

Моя дипломная работа вдохновлена картиной моего приятеля Хуана Карлоса Гарсиа «Как же теперь расставить книги». Я изготовила огромные структуры в виде книг, одни из них в переплете, другие нет. Эти гиганты будут сожжены в день защиты во дворе школы. Я обернула почти тысячу книг, остальные остаются раскрытыми. Марксизм, научная фантастика, эзотерика, история, математика, политические науки, научный коммунизм, любовные романы, современная литература, Кант, Аристотель и прочие философы и мыслители.

Мама говорит, что даже думать не хочет о том, что произойдет, когда вся эта гора бумаги загорится. По ее словам, больно видеть, когда горят книги. Это ей очень напоминает культурную революцию в Китае. Моя дипломная работа ей не нравится, пусть даже она и подталкивает к размышлениям.

В общем, таков мой диплом, и он уже готов. Осталось только поднести спичку и молить всех святых, чтобы не было дождя.

Дни ожидания